Gremlin's treasure


 
 
 
 

Рокуганские сказки


 
 
 

Битва с крадущими души
или Рассказ о том, как дедушка Ляо сломал скамейку, посох, барабан и кото

В вечер праздника город был печальным и пустынным. Вместо радости в домах царил траур. Нарядные гирлянды и праздничные фонари сорваны со стен. Поэтому музыку, раздающуюся со стороны площади, слышать было странно. Идущие по улице самурай и сюгензя переглянулись и ускорили шаги. Следом за ними бодро семенил, опираясь на посох, дедушка Ляо. Он был мрачен. Еще бы – с утра ничего не пил. После того, как ранним утром на улице у него совершенно неожиданно прихватило сердце, противный лекарь настрого запретил ему употреблять любимый напиток, пригрозив, что иначе целебные лекарства не подействуют или подействуют наоборот. Поэтому дедушка Ляо с кислой миной жевал рисовый колобок и ощущал, что в жизни чего-то серьезно не хватает.

Тем временем путники достигли площади, удивительно пустынной в такое время – ведь был еще совсем не поздний вечер. Через площадь двигалась процессия актеров: двое музыкантов, один из которых бил в большой барабан а другой играл на кото, двое актеров в костюмах героев праздника и трое акробатов. Лица скрыты масками, движения удивительно плавные и ритмичные. Это было красивое и завораживающее зрелище. Самурай, пристально поглядев на актеров, неожиданно выхватил мечи и вопросительно взглянул на сюгензя. Тот сотворил руками в воздухе какой-то знак и вдруг отшатнулся и закрыл лицо рукавом. Дедушка Ляо сообразил, к чему все идет и, схватив стоявшую неподалеку скамеечку, встал в боевую стойку.

Самурай воззвал к добродетели Силы, прося сделать удары его меча неотразимыми, и преградил путь актерам. Те, казалось, не обратили на него никакого внимания. Сюгензя выхватил из-за пазухи шелковый шарф и взмахнул им в сторону самурая. Шарф дернулся у него в руках и бессильно упал наземь. Яджиро недовольно поморщился. Дедушка Ляо, перехватив скамеечку поудобнее, размахнулся и с маху ударил одного из актеров по спине. Скамеечка, похоже, не встретила никакого сопротивления, актерское кимоно повисло у дедушки на руках, а маска продолжала плыть на уровне головы, мерно покачиваясь, перчатки выписывали круги в такт музыке, а деревянные сандалии продолжали отбивать ритм по мостовой.

Самурай чуть слышно выдохнул: «Фудо-Мё!» и нанес страшный удар сверху вниз, разрубающий человека от темени до чресел. Раздался скрежет стали о стекло, маска треснула, но осталась висеть в воздухе. Удар вакизаши с разворота разрубил барабан и мерный ритм оборвался. Второй удар катаны расколол маску и она упала в пыль. Вся остальная одежа бесформенной кучей повалилась следом. Остальные актеры, казалось, только сейчас заметили атакующих. Процессия рассыпалась и актеры обступили их, продолжая двигаться все так же плавно, танцуя в ритме уже неслышного барабана. Один из акробатов низко поклонился и, выходя из поклона в сальто назад, ударил сюгензя ногой в подбородок. Трое других обступили дедушку Ляо и попытались достать его очень красивыми и зрелищными ударами рук и ног. «Дурачье», - подумал дедушка - «Они же не понимают, что делают. Только изображают». Он с легкостью увернулся от первых нескольких ударов и треснул ближайшего из нападавших скамейкой по голове. От маски откололся небольшой кусочек. Второго удара скамейка не выдержала. Дедушка Ляо помянул недобрым словом плотника, который ее сделал, и схватился за свой верный посох.

Удары актеров не были сильными. Но они отнимали жизнь, каждым касанием вселяя в тело смертный холод. Побледневший Яджиро наконец-то совладал со своими шарфами и лентами и обвел себя кругом защиты. Дедушка Ляо, еще не вполне оправившийся от утреннего сердечного приступа, довольно успешно уклонялся от ударов и лупил назойливых актеров посохом. Но посоха тоже надолго не хватило, и после нескольких ударов он переломился. Это уже просто чертовщина какая-то, подумал дедушка Ляо. Не иначе как лунные ками разгулялись. Он оглянулся по сторонам и его взгляд упал на проткнутый барабан, валяющийся у ног самурая. Дедушка ловко поднырнул под руку одного из актеров, зигзагами оббежал еще двоих и подхватил барабан.

К тому времени звуки музыки окончательно стихли – кото с перерубленными струнами упало на землю вместе с расколотой маской музыканта. Самурай стоял все на том же месте, вакизаши он сунул в ножны, катану перехватил двуручным хватом и плавно, обманчиво-неспешно, как при выполнении ката, наносил удары по парящим в воздухе маскам, вкладывая в каждый всю силу своего тела и своего духа. Сюгензя после нескольких безуспешных попыток хоть что-то сколдовать наконец уговорил ками земли послушаться его слов и шелковые ленты завились хитрым узором сначала вокруг самурайской катаны а потом и вокруг дедушкиного барабана. Впрочем, барабану это не помогло. Он продержался всего три удара, а на четвертом раскололся на две половинки. Дедушка Ляо, прыгая и уклоняясь от ударов, начал всерьез думать, что сегодня – очень плохой день для деревянных предметов. Но, черт побери, что бы такое взять в руки? Под ногами валялось кото без струн. Дедушка подхватил его и треснул по башке одного из двух оставшихся «актеров». А у Яджиро опять не ладилось. Он попытался изгнать существо, оживляющее собой актерскую одежду и маску, но все его старания не привели ни к какому результату. В конце концов он вынужден был использовать одно из немногих известных ему заклинаний, наносящих повреждения противникам, и это у него наконец-то получилось. Последняя маска рассыпалась в пыль. Дедушка Ляо с досады хряснул кото об колено – все равно не оружие. Хрупкие дощечки с готовностью переломились.

Сюгензя посмотрел на кучу тряпья и осколков, опять сотворил магический жест и опять отшатнулся, закрыв лицо рукавом. Поднимающийся непонятно откуда ветер закрутил в смерче остатки масок, лоскутья одежд, перчатки. Самурай внимательно посмотрел на Ляо. Несмотря на всю шустрость и бравый вид жизнь его угасала. Он может не выдержать еще одного такого боя. А впереди может и не один. Самурай перевел взгляд на Яджиро.

- Ты можешь что-нибудь с этим сделать?

- Не знаю. Не уверен. Я пробую, но…

- Понятно. Ляо, я думаю, что стоит все же предупредить местные власти о творящемся здесь. Займись этим. А ты отойди мне за спину.

Ляо кивнул, развернулся, низко наклонился и упал вперед. Вернее почти упал – в последний момент его ноги сорвались с места и поддержали его. Так, в непрерывном падении он побежал-полетел с невероятной скоростью и через несколько секунд скрылся за домами.

Самурай шагнул к закручивающемуся смерчу и рубанул его. Лезвие катаны прошло насквозь, не встречая ни малейшего сопротивления. Второй удар словно бы разрубил паутину. Яджтро опять попытался воззвать к духам и опять безуспешно. Смерч тем временем надвинулся и обхватил их. Острые уголки разбитых масок царапали кожу, перчатки и полосы ткани хлестали как плети. Самурай продолжал мерно и спокойно наносить удары. Часть из них рассекала лишь воздух, но иногда клинок встречал слабое, почти призрачное сопротивление. Так продолжалось долго – кимоно Яджиро потемнело от крови, он уже с трудом держался на ногах. Но наконец смерч опал и последний порыв ветра чуть не сбил их с ног, разметав все остатки «актерской труппы» по площади.

- Теперь все? – поинтересовался самурай

Сюгензя в третий раз сотворил тот же знак и на сей раз с облегчением увидел рассеивающуюся ауру.

- Похоже, все.

Самурай внимательно осмотрел катану и убрал ее в ножны. На площади было все так же пусто и лишь разбитые музыкальные инструменты напоминали о том, что еще несколько минут назад здесь давали представление актеры.

(c)Gremlin
 


  К оглавлению
 
 

Рассказ о водяной рыбе
или Сказка о том, как три сюгензя вопрошали одного ками

В полночь на берегу Ивового пруда собралась весьма странная компания. Впрочем, кроме них, там не было никого, кто мог бы удивиться, что делают здесь в такое время один монах, трое сюгензя из разных кланов и военный отряд Львов, состоящий из двух самураев и шестерых асигару с ростовыми щитами.

Этого место было исполнено какой-то тонкой, спокойно-печальной красоты. Абсолютно ровная темная гладь воды отражала звезды и робко карабкающийся на небосвод молодой месяц. Старые ивы склоняя до самой воды гибкие ветви, покрытые пожелтевшими листьями, печальным хороводом окружали маленькое озерцо, над которым возвышались развалины старой часовни.

Но сейчас тишину и покой Ивового пруда нарушали бряцание оружия, тяжелые шаги и негромкие голоса собравшихся там людей. Один из сюгензя сбросил зеленые одежды и вошел в озерцо по пояс. Раскинув руки он долго стоял там совершено неподвижно. Остальные ждали на берегу, напряженно вглядываясь в спокойную пока озерную гладь.

Через некоторое время стоящий в воде зашевелился, произнес какие-то слова и взмахнул рукой, подняв тучу брызг, которые, однако, не упали обратно, но остались висеть в воздухе, переливаясь в слабом свете узкого серпа луны. Еще взмах и еще – водяные брызги уже соткали в воздухе полупрозрачную вуаль, окружающую человека, но тут вода в озере забурлила и из центра его поднялась волна, на гребне которой стояла водяная девушка. Водяная в прямом смысле слова – вся она была из воды: и ниспадающие складки платья, и длинные струящиеся волосы, и лицо с едва различимыми чертами. Сюгензя воздел к ней руки и воззвал о помощи. Но вместо ответа дева резко взмахнула рукавами и, повинуясь ее жесту, поверхность воды вздыбилась волнами. Эти волны стремительно ринулись к людям, по ходу принимая очертания огромных львов.

В ту же секунду группа людей на берегу пришла в движение. Повинуясь приказу, четверо щитоносцев сомкнули срой, образуя стену щитов перед стоящими на берегу шугензя. Акиро, один из самураев, бросился в озеро, к стоящему там человеку, выхватывая на ходу катану. Яджиро едва успел наложить на его клинок усиливающее заклинание. Второй самурай в призрачно белеющем под лучами луны доспехе, тоже было потянулся к рукояти катаны, но, посмотрев на противников, выкрикнул приказ и взял из рук солдата тяжелую стальную палицу. Он шагнул к стоящим за стеной щитов сюгензя, и собирался воззвать к добродетелям о защите, но один из сюгензя жестом остановил его

- Мы не должны закрываться, нам нужно получить от нее ответ.

Самурай кивнул и вышел вперед, раскручивая палицу над головой. Яджиро взмахнул шелковым шарфом в сторону палицы в руках самурая и опять отошел под прикрытие щитов.

Водяной лев прыгнул на берег и бросился на монаха, стоявшего ближе всех к кромке воды. Повалив его наземь, лев навалился на человека, обволакивая его своим водяным телом, пытаясь утопить его в себе. Монах выронил оружие и попытался вырваться, но водяная тварь была слишком сильна. Он забился, катаясь по земле и стараясь не вдохнуть воду, заливающуюся ему в рот и ноздри, но тут удар палицы настиг водяную тварь и лев растекся безобидной лужицей, выпустив свою жертву. Мокрый монах вскочил на ноги, откашливаясь и отплевываясь, и снова схватился за нагинату.

Стоящий в воде сюгензя, видя приближающегося к нему водяного льва, набрал побольше воздуха и нырнул, скрывшись под поверхностью воды. Лев пролетел над ним и выплеснулся на берег пенистой волной.

Водяная дева вновь взмахнула руками и новые волны покатились к берегу от центра озера, на ходу превращаясь в водяных львов. Самурай, побежавший в озеро уже стоял рядом с сюгензя и прикрыл его собой от атакующей твари. Лев прыгнул. Самурай встретил его ударом катаны, но клинок прошел сквозь воду, почти не встречая сопротивления. Лев набросился на человека, сбил его с ног и погрузил в воду.

сюгензя опять нырнул, второй самурай с двумя щитоносцами уже был рядом и наугад ударил в бурлящую над телом Акиро воду. Удар нашел цель, Акиро почувствовал как удерживающая его масса воды распалась и он смог встать и отдышаться.

Зашедшие в воду щитоносцы сомкнули щиты перед сюгензя, готовые встретить следующую атаку, но атаки не последовало. Волна, удерживавшая водяную деву вдруг упала. Казалось все озеро разом всколыхнулось и могучие волны просто выбросили стоявших в воде на берег. Приложившийся в падении об корни деревьев сюгензя медленно встал, болезненно морщась. Щитоносцы немедленно выстроились перед ним, закрыв его щитами.

Волны схлынули, все озеро пошло мелкой рябью и вдруг стало стремительно мелеть, словно вся вода утекала оттуда по невидимым трубам. Двое шюгензя переглянулись, и начали, плавно взмахивая руками, выпевать-пелсти волшебные слова – и вот перед ними возникли ниоткуда серебристые нити, быстро переплетаясь и собираясь в некое подобие сети, сотканной, казалось, из лунного света. Сюгензя стали расходится по противоположным берегам пруда, продолжая растягивать и выплетать сеть, но тут один из них споткнулся, и серебряные нити с печальным звоном порвались и исчезли. Оба сюгензя досадливо поморщились и начали заклинание сначала. Воды в озере оставалось уже совсем немного, когда сеть наконец была готова. Стоявшие на разных берегах сюгензя забросили ее в самую середину, потянули, и вот уже над водой, опутанная серебристыми нитями, бьется чудо-рыба длиной в тридцать сяку.

- Спрашивай! – прохрипел сквозь зубы один из сюгензя, обращаясь к Яджиро. Сам он напрягался изо всех сил, удерживая сеть, дыхание его было тяжелым, а жилы на лбу вздулись. Яджиро попытался сконцентрироваться на рыбе и задать ей вопрос. Но ответа не последовало. Еще раз – и опять безуспешно. В отчаянии Яджиро выхватил каменный посох и взмахнул им, надеясь на помощь неведомых ему сил. Но ничего не произошло.

Огромная рыба билась в сети и призрачные нити одна за другой не выдерживали, лопались с хрустальным звоном. Сюгензя пытались удержать сеть, но их сил явно не хватало. Еще один мощный удар хвоста и сеть лопнула. Разъяренная рыба устремилась к одному из сюгензя. По знаку Тошимо щитоносцы сомкнули щиты, закрывая его собой, сам Тошимо встал чуть сбоку, раскручивая над головой стальную палицу. Акиро опять обнажил клинок и занял позицию с другой стороны. Монах кинулся к ним с противоположного берега озерца.

Кода рыба проносилась мимо, Акира рубанул ее катаной, а мгновением позже на нее обрушились удар палицы Тошимо. Во все стороны полетели водяные брызги и опять повиси в воздухе сверкающей пеленой. Но на водяному чудовищу удары, казалось, не нанесли никакого вреда. Оно пролетело мимо них и всей массой врезалось в сомкнутые щиты. Чудовищный удар разметал щитоносцев. Разинув огромную пасть, рыба бросилась на сюгензя, явно намереваясь проглотить его целиком. Но того короткого мгновения, на которое задержали чудовище щиты, хватило ему, чтобы отпрыгнуть и откатится в сторону. Рыба пронеслась мимо, постепенно сбавляя разбег и начала разворачиваться. Щитоносцы поднялись из жидкого ила и снова закрыли щитами сюгензя. Тошимо на этот раз встал прямо перед ними, на пути чудовищной рыбы, воздев над головой палицу. Позиции на флангах заняли Акиро и подбежавший монах.

И снова огромное чудовище ринулось на людей. Посвистела катана Акиро, Взмахнул нагинатой монах, Тошимо с коротким выдохом опустил палицу на голову твари, и в ту же секунду рыба с размаху врезалась ему в грудь. Самурай пошатнулся, но устоял. Рыба разбилась о костяные пластины панциря как волна об камень, обдав мелкими брызгами всех стоящих рядом. Но мгновением позже струи воды начали снова сливаться, формируя очертания огромной рыбы. Щитоносцы по команде развернулись, не размыкая щитов, Тошимо опять вышел вперед, а сюгензя отпрыгнул за спины воинов.

Брызги воды, продолжающие все так же застывать в воздухе окружили людей как переливающийся занавес. Огромная рыба развернулась и опять двинулась на людей. На этот раз удар палицы справа налево и лезвие катаны Акиро заставили ее чуть отклониться и огромное тело пронеслось мимо, скользнув по развернутым щитам. Нагината монаха просвистела мимо.

И опять чудовище развернулось, готовясь к следующей атаке. Все повторилось как в первый раз – свист клинков, тяжелый удар палицы, толчок в грудь, способный, казалось свалить дерево. Но Тошимо опять устоял и струи воды, разбившиеся о его панцирь, опять начали собираться, формируя водяную рыбу.

Казалось, этому не будет конца. Но тут послышался хлопок ладоней и резкий выкрик сюгензя. Чудовище, разгонявшееся для следующей атаки, на мгновение замерло в воздухе и с шумом и плеском осыпалось блестящей массой воды.

Все стихло. Вода в озере начала постепенно прибывать. Шугензя, устало опустив плечи, побрел к берегу.

- Это все? – осведомился Тошимо

- Да – кивнул тот.

(c)Gremlin
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один придворный чуть не уронил веер в пруд с карпами

Ветка вишни склонилась,

Точно рука

В рукаве из пышного снега.

Декабрь – время Зимнего Двора.

Хитросплетение интриг, пересмотр прежних договоренностей, баталии на доске для игры в го, большие приемы и малые чаепития, укрепление репутаций и потери лица, заключение наступательных и оборонительных союзов, восхитительная отточенность слова, разящего страшней клинка, ранние встречи и поздние свидания, новые интересы и прежние альянсы, обостренная ясность чувств и вечная нехватка времени для сна, изящные словесные дуэли в прозе и стихах, подношение подарков со скрытым смыслом, зачастую не одним – словом, жизнь во всей полноте...

Ничего этого сейчас не было.

Господин Икома Тейдзи, младший посол столичного представительства клана Льва, стоял у окна. Поигрывая веером, он созерцал утреннее небо и скучал. Нет, если постараться, и в нынешнем положении можно было отыскать что-нибудь приятное. Скажем, когда еще представится возможность взглянуть на столицу зимой? Обычно в это время года господин Тейдзи находился в месте проведения Зимнего Двора, кружась в стремительном, но несуетливом вихре: хитросплетение интриг, приемы и чаепития, заключение союзов, словесные дуэли...

Господин Тейдзи вздохнул и едва не пожалел о том, что нерасторопный слуга, опрокинувший недавно чернильницу, все же ухитрился не забрызгать верхнее кимоно цвета сливовой завязи, надетое сегодня младшим послом. За кимоно можно было бы отчитывать слугу куда дольше, чем за лужицу на столике.

Внимание скучающего господина Тейдзи привлекли люди, входящие во двор резиденции клана. Они прибыли пешком, было их около десятка, и более половины из них были в белых погребальных масках. Присмотревшись к гостю в маске, что шел впереди, младший посол приподнял бровь. Так-так-так... Господин Тейдзи сунул веер в рукав и принялся расправлять складки кимоно.
 

Из-за фарфоровой маски

Мёртвые смотрят глаза.

Гляжу в них, не отрываясь.

Снег тихонько поскрипывал под ногами. К пруду, в котором лениво плавал огромный карп, подошли двое: высокий широкоплечий самурай в матово-белых доспехах и белой же маске с прорезями для глаз и рта и молодой человек среднего роста, с изысканными манерами, одетый по последней моде двора, в шелковые кимоно и меховую накидку, с одним веером в руках, другим за поясом. Лицо его по выразительности не уступало маске самурая (во всяком случае, у молодого человека были некоторые основания надеяться, что это так).

Карп, сделав круг в глубине, поднялся к поверхности и немигающими глазами уставился на пришедших сквозь гладь воды, будто изнутри зеркала. За прожитые годы он повидал много разных людей. Они приходили и уходили, появлялись и исчезали. А он, карп, все эти годы надежно хранил политические тайны и любовные секреты, поверявшиеся людьми друг другу возле его пруда.

Пришедшие остановились и огляделись. Сад был строг, печален и беззвучен. Ветки и ветви, сменившие листву на иней и снег, не могли предоставить укрытия ничьим посторонним глазам и ушам. Склонив голову в знак внимания и сделав приглашающий жест веером, молодой человек заверил самурая:

- Я весь внимание и в полном вашем распоряжении, Тошимо-сан.

Тошимо-сан говорил в крайне непривычной и довольно неприятной для придворного уха манере: прямо, сухо и по существу. (Пару раз собеседнику даже пришлось переспросить, чего с ним давно уже не случалось.)

Несколько месяцев назад леди Азами выехала из столицы в поисках причин Ночи Предательства Душ.

В последнем ее отчете, присланном в школу Минамо, говорилось, что она обнаружила ключевые сведения, но не решается доверить их письму.

По истечении некоторого времени, в течение которого отчетов не было, по следам леди Азами отправилась экспедиция, в которую входил и Тошимо-сан.

Экспедиция добралась до места назначения, деревни Бэсейджи в болотах, где обнаружила группу махо, занятую поисками гробницы своего предводителя, чтобы вернуть его миру и возвести на императорский трон.

Теми же поисками занимались 4 яшмовых чиновника, вышедшие на болота на неделю раньше экспедиции.

Один из них, Ёго Гинава (клан Скорпиона) встретился экспедиции еще до Бэсейджи. Он был мертв, причем даже сам не знал, от чего умер. Некоторое время он шел с экспедицией. Прощаясь, сказал "Они предали нас всех". И умер еще раз, теперь уже окончательно.

Обнаруженная группа махо-цукаев была уничтожена силами экспедиции.

Из допроса пленного махо-цукая выяснилось:

- за три дня до уничтожения к махо приходили два других яшмовых чиновника: Асахино Тайруку (клан Журавля) и Доджи Хокетухима (клан Журавля)

- яшмовые чиновники пришли вдвоем, без охраны, хотя известно, что при них был небольшой отряд

- оные чиновники пришли к махо – и ушли, взяв с махо выкуп и не сделав им ни-че-го

Выкуп? Яшмовые чиновники?! С махо-цукаев?!

Лицо-маска пошло трещинами и раскололось изнутри, не устояв под напором изумления. Веер вывернулся из ставших вдруг непослушными пальцев – и был подхвачен владельцем лишь у самой поверхности воды, едва не ткнув карпа в золотистый бок, покрытый крупной чешуёй. Карп возмущенно плеснул и ушел в глубину – размышлять о том, что в последние годы молодые люди утратили и манеры, и достоинство. Не то, что прежде, когда истинный придворный и бровью бы не повел, что бы ни довелось услышать. А уж почти уронить веер в пруд для благородного человека было и вовсе позором.

Узнай владелец веера, что о нем думает старый карп – согласился бы с ним без колебаний.

А фарфоровая маска оставалась бесстрастной и равнодушной к чужому смятению. Носивший ее продолжал говорить так, будто ничего не произошло. Или словно ничего не заметил. Или не счел нужным замечать.

в качестве выкупа Тайруку и Хокетухиме была предложена находившаяся в плену у махо леди Азами –яшмовые чиновники согласились, забрали даму и ушли

Когда чиновники с леди Азами пересекали Стену, Крабам они сказали, что изловили ужасную и опасную ведьму, теперь везут ее в столицу на суд

Попытка экспедиции догнать чиновников-ренегатов с пленницей не увенчалось успехом; возможно, Журавли пользовались магическими способами перемещения

в настоящее время леди Азами заточена в подземельях островной крепости Восходящей Луны, принадлежащей клану Журавлей

Теперь же экспедиция направляется в школу Минамо, alma mater леди Азами

Тошимо-сан намерен выехать к школе Минамо незамедлительно

Молодой человек, все еще недовольный своей оплошностью с веером, спросил Тошимо-сана, можно ли отложить отъезд на час-другой и, получив согласие, заверил, что будет готов выезжать с экспедицией не позднее полудня. Вежливо раскланявшись, собеседники разошлись, дабы встретиться позже во дворе резиденции.

Старый карп, обиженный человеческой непочтительностью, еще долго кружил у самого дна, не поднимаясь к поверхности.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один самурай одолел тысячу воробьёв

В декабрьском лесу было тихо и спокойно. Под копытами похрустывал иней; лишенные листвы ветви клонились, будто тянулись к путешественникам, приветствуя их. Ширина дороги позволяла ехать по двое, и оба сюгензя уже не первый час вели беседу, мало понятную непосвященным. Говорили они негромко, словно не желали звуком голосов нарушить безмятежность, с которой деревья ожидали прихода снега.

Частое звучное хлопанье все услышали почти одновременно. Словно две огромные птицы бешено махали крыльями, соблюдая четкий ритм: одна – другая, одна – другая, пах-пах-пах-пах. Хлопанье приближалось. Однако над вершинами, словно нарисованными тушью на бумаге неба, никого не было... или было?

- Сверху! – ехавший перед замыкавшими колонну воинами изящный юноша указал в пустоту над лесом.

Удила впились в углы конских губ, и всадники быстро, но без суеты спешились, готовясь к бою. Воины в фарфоровых масках взялись за луки, прикрывая спереди и сзади ехавших в середине кавалькады. Но неведомая опасность не встречала и не догоняла – она нависла над головами, громко и часто хлопая крыльями. Ветви деревьев гнулись, отбрасываемые ветром.

Прежде других успел монах. Воздев руки, он пропел-проговорил молитвенный речитатив, взывая к добродетелям, и ударил посохом в землю у своих ног. На миг показалось, будто сама земля вокруг него колыхнулась, точно успокаивающе вздохнула.

- Пожалуйста, не отходите от меня далеко, - обратился монах к Яджиро. Тот кивнул, продолжая разворачивать ткань, хранившую содержимое тяжелого свертка от нескромных взглядов.

Тем временем юноша заговорил, рисуя рукой в небе, и следуя движению его кисти, бледное пламя вычертило в небе странную фигуру: четыре громадных крыла бешено бились, круглые глаза немигающе смотрели на людей, хищно загнутый клюв распахнулся, когтистые лапы изготовились к удару. И удар последовал – но не когтями. Словно зимняя гроза разразилась на миг, ударив путешественников беззвучной молнией – и тут же прекратилась. Странное существо заклекотало.

Тон-нг – в воздух полетели стрелы. Большую их часть разметало ветром от крыльев, но некоторые все же достигли цели. Яджиро высвободил наконец из ткани странную вещь и поднял ее навстречу крыльям, когтям и клюву. В глазах существа загорелась ненависть; теперь оно смотрело только на сюгензя. И начало меняться: хищные орлиные формы уступили место кроткой грациозности лебедя. Но глаза горели все той же злобой.

Воздушный! Воздушный ками Бесконечной Ярости!

Воздух возле ками уплотнился и сложился в нагинату, которая широким взмахом обрушилась на крылья, повинуясь кивку стоявшего далеко внизу монаха. Тон-нг! – снова прогудели тетивы.

Тейдзи отступил в сторону и мгновенным движением распахнул веер алого шелка, вышитый золотом – словно из руки взметнулось пламя. То ли с веера, то ли с ладони к ками метнулся багряный луч. "Лебедь" закричал с болью и яростью и еще раз изменил форму, размер, окрас. Теперь существо напоминало гигантского воробья. Крылья забились еще быстрее. Сыпались удары, летели стрелы. Веер вновь полыхнул алым и золотым, но на сей раз ничего не произошло. Словно в ответ, донеслись чириканье и трепыхание множества мелких крылышек. На людей и лошадей обрушилась густая волна птичьей стаи.

Это были воробьи, обычные воробьи – но их было множество. Они бились в лица, царапались острыми слабыми коготками, ударяли короткими клювами. За ними ничего не было видно. Вокруг стоял птичий запах и птичий гомон; казалось, крохотные мечущиеся тельца облепляют, проникая в рукава, под пояс, за отвороты кимоно, и даже в горло и уши.

Акиро выхватил меч. Клинок выписал в воздухе сложную фигуру с такой скоростью, что глазу казалось, будто перед самураем возник сплошной заслон из стали. Во все стороны полетели ошметки птичьей плоти; к ногам Акиро посыпались еще трепетавшие воробьиные крылышки и головы. Пух и перья закружились в воздухе, медленно оседая наземь. Воробьи пронеслись, но гомон стаи все еще был слышен неподалеку.

Тем временем воины в масках набрали камней, и град булыжников обрушился на изменяющегося в очередной раз ками. Несколько метких ударов достигли цели, ками издал протяжный крик – и наконец-то осел на землю грудой перьев от самых разных птиц: орлов, куропаток, кукушек, воробьев, ласточек, ястребов, лебедей, диких уток и множества других.

Изящный юноша воздел руки в жесте скорби и начал печальный танец вокруг останков.

Тейдзи убедился, что веер не поврежден, убрал его в рукав и с нескрываемым огорчением принялся рассматривать полу кимоно, забрызганную воробьиной кровью, с налипшими мелкими перышками и пухом. Брошенный на Акиро укоризненный взгляд пропал втуне: самурай беседовал с Яджиро, удостоверяясь, что сюгензя не пострадал.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один самурай двух сюгензя от тигра спас

Замок остался за спиной. Пустые окна смотрели вслед небольшой кавалькаде, едущей по собственным следам на заснеженной дороге. Библиотека редких и ценных свитков, украшения в комнатах хозяев, самодвижущаяся ширма, на которой тени прежних обитателей замка жили прошлым – все это осталось позади. Впереди был путь на побережье, через земли Журавлей. А сейчас – зимний лес, из которого, по словам господина Мизочи, мало кто возвращался. И еще – царившая вокруг ночь.

Она семенящей походкой шла по дороге навстречу всадникам, прикрывая лицо белым веером. Снег едва проминался под высокими деревянными сандалиями. Грациозность падающей снежинки в безветреный день. Мягкое колыхание белого кимоно. Умело подведенные глаза. Черные волосы, уложенные в аккуратную прическу. Лукавые взгляды поверх веера на ехавшего в середине путника, одетого по моде придворных.

- В чем дело, Тейдзи-сан? – самурай в белом доспехе подъехал к придворному. – Что вы увидели? Господин Тейдзи кивнул на приближающуюся легкими маленькими шажками юную гейшу. Фарфоровая маска самурая обратилась в указанную сторону, затем быстро развернулась:

- Там никого нет.

- Едем, Тошимо-сан. Вперед, - негромко отозвался придворный.

Правильное решение ночной бабочкой мерцало у бумажной стенки фонаря, не в силах пробиться внутрь. Велеть поднять коней в галоп и промчаться сквозь морок, если это морок; или же смять и растоптать существо, семенящими шажками идущее навстречу. Мягкое колыхание складок белого шелка. Грациозность падающей снежинки в безветреный день.

Придворный молчал.

Отряд продолжал ехать шагом.

Маска вновь повернулась, оглядывая спутников. Большинство уже смотрело туда же, куда и господин Тейдзи. Разве что монах, погрузившись в себя, мерно покачивался в седле, полузакрыв глаза. И еще – воины. Воины в таких же фарфоровых масках. Они смотрели вперед, на дорогу – но не на девушку. Для них она словно не существовала. Тошимо еще раз взглянул туда, куда были устремлены взгляды теперь уже обоих сюгензя. Дорога была пуста.

- Джин-Ро! – даже неожиданно громкий голос Тошимо не сразу вернул монаха в реальный мир; пришлось повторить: - Джин-Ро! Нам нужна защита! Скорее! Тейдзи-сан, Яджиро-сан, держитесь к нему ближе.

Еще несколько мгновений взгляд монаха оставался отсутствующим, нездешним, словно Джин-Ро смотрел не просто сквозь лес, но сквозь самую сущность мироздания. Затем кивнул:

- Хорошо. – И, вскинув руки, вознес моление.

Оба сюгензя разъехались на обочины дороги, давая коню монаха место между своими лошадьми. И продолжали путь рядом, едва не касаясь коленями колен Джин-Ро.

Девушка была все ближе и ближе, лукавые взгляды становились все чаще и смелее. Лошади заволновались, но оставались пока в повиновении всадников. Ближе, ближе... она была уже совсем рядом – и наконец опустила веер. Вместо почтительно-дразнящей улыбки – чудовищное, непредставимое уродство: нижней челюсти не было. Совсем.

- Не смотрите! – резко выкрикнул Тошимо, видя, как меняются лица его спутников.

Храпя и выкатывая глаза, кони рванули было прочь, невесть куда, лишь бы подальше отсюда. Всадники схватились за поводья – и сумели так или иначе удержать заплясавших лошадей. Но надолго ли? Из леса уже вылетел огромными прыжками громадный белый тигр; всем обликом своим – воплощение первозданной мощи и грации зверя, появившегося на этой земле задолго до людей. Тигр несся на отряд белым безжалостным смерчем. Девушка играла веером, улыбаясь одними глазами.

И вновь фарфоровая маска обернулась туда, куда смотрели сейчас все, кроме воинов – смотрели напряженно, явно видя новую опасность, еще страшнее прежней. Но и там лес был пуст и безмолвен.

Накидка Тошимо затянулась вокруг головы его лошади; твердая рука самурая перехватила повод из рук придворного. Повинуясь беззвучному приказу, воины в масках точно так же схватили поводья лошадей остальных и плотно сгрудились, прикрывая собой отряд, и в первую очередь – Яджиро.

- Вперед! Не смотреть! – коротко велел Тошимо и поднял коня в галоп. Остальные – следом. Тигр одним прыжком изменил направление, ринулся наперехват – но не успел. Кони бешено неслись по лесной дороге следом за всадником, ставшим сейчас для них вожаком табуна и уводившим их, как положено вожаку, подальше от опасности. И как можно скорее. Дальше, дальше, дальше... Копыта взрывали снег, порой оскальзываясь, порой оступаясь, но скачка продолжалась, плечи и шеи коней покрылись мылом, дыхание облачками пара вырывалось из раздувающихся ноздрей. Дальше, дальше, дальше...

Бешеная скачка закончилась, когда лошади начинали уже хрипеть. Самурай и воины выпустили чужие поводья и перешли на рысь, давая коням отдышаться. Остальные последовали их примеру. Отряд ехал молча, тишину нарушал лишь приглушенный снегом стук копыт да лошадиное фырканье. Выехав из леса на большую дорогу, всадники свернули по ней направо и перевели коней в шаг. Назад никто не обернулся.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один придворный одному сюгензя советы давал

- Мне предписано незамедлительно прибыть к Радетелю для объяснений, - в который раз повторил Яджиро.

- Яджиро, я думаю, сейчас Вам следует не ехать к Радетелю, а написать ему, - Тошимо, как всегда, говорил тихо, лишенным интонаций голосом. – Ваши личные заботы перерастают в политические проблемы. Поэтому обратитесь к господину Тейдзи. Думаю, он сможет дать совет, как лучше составить такое письмо.

Яджиро вздохнул.

* * *

Господин Тейдзи был доволен тем, как прошло утро. Договор о союзе между кланами Богомолов и Воробьев был подписан и заверен печатями. Клан Львов в лице самого господина Тейдзи письменно заверил клан Воробьев в готовности выступить гарантом безопасности последних в случае распространения зоны действий военного конфликта на материковые владения Воробьев, а также гарантом мирных переговоров с Журавлями. Богомолы вежливо осведомились о возможности получения военной поддержки со стороны Львов – и получили в ответ вежливые же заверения в том, что вмешательства Львов на чьей бы то ни было стороне можно не опасаться, а здесь присутствующие охотно примут участие в событиях, но исключительно как частные лица.

Наконец работа с документами была завершена, и господин Тейдзи откланялся, оставив стратегов разрабатывать тактические планы захвата неприступной крепости. Теперь можно было вернуться к себе, передохнуть, потом взяться за отчет в посольст...

- Господин Тейдзи, – приблизился Яджиро, - у Вас найдется время? Мне нужен совет.

* * *

Жаровни в форме морской черепахи хватало, чтобы согреть воздух в небольшой комнате, но было недостаточно, чтобы изгнать сырость. На низком столике лежали палочки туши, кисти, разноцветные листы бумаги. Очередной смятый листок догорал в жаровне. Тейдзи и Яджиро сидели за столиком друг напротив друга. Чуть поодаль, почти у стены, расположился Джин-Ро, полузакрыв глаза.

- Итак, - продолжал Тейдзи, - проблема состоит в том, что Радетель дома Фениксов в последнее время получал сведения о происходящих с Вами событиях и... м-м... находящихся в Вашем распоряжении предметах не от Вас, а от третьих лиц. Ответом на Ваш последний отчет, в котором говорилось, что ряд имеющихся у Вас сведений не стоит доверять бумаге, было предписание немедленно явиться для личной встречи, - веер придворного указал на лежащий на столике развернутый свиток, на котором было начертано всего несколько иероглифов.

- Именно так, - мрачно подтвердил Яджиро. Глядя на лицо сюгензя, можно было подумать, что он почти не спит уже не первую неделю. Возможно, так и было.

- Ну что ж... Поскольку такое предписание подлежит немедленному выполнению, - Тейдзи аккуратно свернул свиток, - мы будем считать, что оно получено Вами уже после отправления того письма, которое мы сейчас составляем. – Свиток лег в сторону. – Оно будет получено Вами сразу же после завершения штурма крепости Восходящей Луны и выполнено немедленно. Тем более, что к тому времени мы все сможем сопровождать Вас, разделяя с Вами тяготы пути, - при последних словах Тейдзи слегка поморщился, словно слова "тяготы пути" имели для него какой-то особый, тайный смысл.

Джин-Ро приподнял веки и с интересом посмотрел на сидящих за столиком благородных господ.

- Теперь о том, в каком свете надлежит представить умолчания в Ваших предыдущих отчетах. Вы, как человек ответственный и осмотрительный, считали своим долгом тщательно разобраться как в происходящем, так и с тем, что попало в Ваши руки, прежде чем сообщать Радетелю о столь важном и ценном. Вы опасались ввести Радетеля в заблуждение, предоставив ему ошибочные сведения или неверные выводы, именно потому...

- В это не поверят, - грустно сообщил Яджиро.

- Во что не поверят? – удивился Тейдзи.

- В мою осторожность и предусмотрительность. – Яджиро явно чувствовал себя неловко, говоря об этом.

- Ну почему же? – еще больше удивился Тейдзи. – Вы давно в пути, претерпели столько тяг... опасностей, Вам довелось повидать множество странного и необычного; Вам пришлось столкнуться с необъяснимым. Разумеется, все это повлияло на Ваш характер, изменило Ваш образ мыслей, сделало другим Ваш подход к принятию решений. Вы увидели в новом свете степень ответственности перед своим домом, перед Империей...

Несколько секунд благородные господа молча смотрели поверх столика друг на друга.

- Сейчас мы составим черновик этого письма, - успокаивающе произнес Тейдзи. – Потом Вы, господин Яджиро, напишете его по памяти своими словами, как если бы Вы писали Радетелю. Потом мы с Вами вместе сядем исправлять его, представляя все происшедшее в нужном нам свете. Снова перепишем и снова исправим. И потратим на это столько времени, сколько нужно. Потом мы с Вами выпьем чаю или прогуляемся. После чего вернемся к письму и проверим его еще раз или два. Оно должно быть написано Вашей рукой и выглядеть так, словно его написали Вы, и только Вы. И, возможно, не в один день и не в одном и том же месте. При этом в письме не должно остаться ни одного несвойственного Вам оборота речи, ни одной чуждой Вам мысли. В общем, я надеюсь, к вечеру письмо будет готово. Самое позднее – к завтрашнему утру.

- Да уж, - негромко проворчал Яджиро, - из-под перьев феникса не должна торчать львиная грива. И уж тем более – когтистая лапа.

"Занятное это дело – политика," – подумал Джин-Ро, закрывая глаза.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один самурай двум сюгензя команду отдал

Крепость Восходящей Луны пала впервые за все время своего существования. Отряды Богомолов рассыпались по проходам и дворам, немногих оставшихся в живых защитников крепости разоружили и согнали к казармам. Но что-то было не так. Слишком гладко все прошло, слишком уж сопутствовал успех – и в морском сражении, когда флот Журавлей впервые удалось захватить врасплох, и во время захвата стены, и при взятии ворот. Все удалось легко. Слишком легко. И во всей крепости – ни одного самурая, ни одного сюгензя. А воинов-защитников оказалась едва ли треть полного гарнизона.

Что-то было не так.

* * *

Ступени вели все выше. Внизу остались приемные, кабинеты, гостевые комнаты. Все – пустые. Ни одна не была заперта, ни в одной не чувствовалось присутствия людей. Небольшой отряд продолжал подъем, пока не уперся наконец в запертую дверь. Дубовую. С изображением танцующего журавля.

Яджиро выступил вперед и, глядя на дверь, одним движением сложил шелковый шарф ровно втрое. Не отрывая взгляда от резьбы на створках, он сделал движение руками, будто отжимал из шарфа влагу. Дверь глухо скрипнула и, покоробившись, просела, словно в доли секунды рассохлась так, как дубовые доски рассыхаются за многие сотни лет. Яджиро отступил в сторону, сделав едва заметный приглашающий жест спутникам – и в следующее мгновение дверь рухнула внутрь под ударом плеча самурая в белом доспехе и фарфоровой маске.

Зал был полон зеркал. И у дальней стены стоял человек, одетый в цвета клана Журавлей, при регалиях Яшмового Чиновника. С катаной. Тошимо немедленно двинулся вперед. За ним – остальные.

Зеркала отразили, повторили, умножили. Пятеро разом превратились в в несметную толпу. Тошимо шел вперед. Остальные, понимая, что сейчас произойдет, остались возле двери.

Катана самурая в белом доспехе покинула ножны. Взмах – вызов. Яшмовый Чиновник медленно вытянул из ножен свою катану, одной рукой направил ее на фарфоровую маску и... клинок вспыхнул. Пламя почти мгновенно перекинулось на рукав, взметнулось к плечу, охватило все тело. Перед Тошимо стоял Горящий Человек, чье лицо уже нельзя было различить за языками жаркого пламени.

Сталь – воздух – огонь. На Горящего Человека обрушились удары меча. Однако он по-прежнему стоял, стоял и горел – а потом языки пламени дрогнули (жест? шаг? ветер?), и по залу пронеслась огненная волна. Тошимо отбросило назад. Джин-Ро мгновенно оказался возле Яджиро. Тейдзи двинулся вдоль стены, извлекая из рукава веер. Акиро бросился к распахнутому окну, за которым шумел ливень.

Белый доспех почернел, маску покрыла копоть. Тошимо вновь бросился в бой, к нему присоединился Акиро. За их спинами в воздухе заплясал шелковый шарф, вспыхнул ало-золотой веер – бой на стене не до конца исчерпал силы обоих сюгензя – но Горящий Человек по-прежнему стоял, стоял и горел, и никто уже не понимал, что за облик скрывается за охватывающим фигуру пламенем. Цвета клана, регалии Яшмового Чиновника – ничего нельзя было различить. Тяжелые удары клинков снова и снова рассекали пламя; невыносимо жаркие, упругие удары огня разбрасывали самураев и сюгензя; монах держался у самой стены, он переходил от одного к другому, вознося краткие молитвы о крепости тела и силе духа каждого.

Бой затягивался. Тошимо давно уже понял, что сталь мало что может сделать против живого огня, а Горящий Человек полыхал так, что находившихся на расстоянии клинка от него то и дело опаляло яростным жаром. Очередной удар пламенной волны снова оттолкнул самурая от противника. Из-под закопченной маски четко и ясно разнесся ровный голос, и впервые он звучал так громко: – Господа сюгензя! Сделайте хоть что-нибудь!

В руках Тейдзи развернулись два веера, золото на алом, черное на белом, взмах, еще взмах – и оба веера захлопнулись, выставленные вперед, словно оружие, нацеленное на врага. Горящий Человек разжал руку, пылающая катана зазвенела на полу – и охватывавшее его пламя на миг опало, а затем взметнулось за его спиной вновь, но уже само, не касаясь человека. Огненная птица расправила огромные крылья со свистящим клекотом – словно треск пламени на смолистых дровах. Человек сделал яростное и властное движение – и взлет птицы прекратился. Пламя рычало и трещало, огненная птица пыталась оборвать невидимую привязь и вырваться на свободу, на лице человека появились ожоги, но невидимая сеть уже опутала крылья, потянула вниз – и клетка вновь захлопнулась, а птица-пленница бросилась грудью на прутья, вновь окутав человека пламенем. Горящий Человек извлек два боевых веера и принял защитную стойку. Вал огня прокатился по залу, отшвырнув Тейдзи к стене.

И вновь замелькали клинки, огонь, шарфы, веера. И негромкий голос за спиной "Да хранят тебя Добродетели", и ладонь на плече, и боль от ожогов отступает, и слышен голос Яджиро, и шелковый шарф в его пальцах словно сам собой укладывается в странный узел. Горящий Человек, и двое самураев перед ним, но теперь сталь проходит сквозь него, не встречая сопротивления, Акиро стискивает зубы, а белый доспех уже искорежен огнем, и кажется, что фарфоровая маска вот-вот лопнет от жара, а за распахнутым окном льет дождь...

Бумажная фигурка на ладони стала пеплом, пепел осыпался на лицо и одежду. Боевой веер лег в руку и раскрылся. Впервые раскрылся полностью. Бритвенно-острая кромка. Необычайно легкие пластины – словно не сталь, а тончайший шелк. Шаг, в глазах жарко и сухо, еще шаг, еще – и взмах веера перечеркивает горящую фигуру и болезненно отдается в запястье.

На миг зал словно превратился в кузнечный горн. Зеркала не выдержали и осыпались градом осколков. Огонь вырвался в окно, под ливень, полыхнув, должно быть, на весь двор. Всех разметало в стороны. И все кончилось. На месте Горящего Человека, скорчась, лежал обугленный едва ли не до костей труп.

Тейдзи с трудом поднялся. Приблизился Тошимо: оплавленный доспех, почернелая маска, хруст зеркальных осколков под ногами.

- Поздравляю с первым серьезным боем, - произнес он так же негромко и спокойно, как говорил всегда.

- Благодарю Вас, - ответил Тейдзи, через силу выговаривая слова и по-прежнему опираясь спиной о стену.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о звёздном свете и настоящей любви
или Как боевой веер очень своевременно выпал из рукава

Стою посреди метели,

а в двух шагах от меня

Тихо падает снег.

По чисто выметенным дорожкам Запретного Сада под сенью заснеженных деревьев неторопливой походкой людей, которым некуда спешить, шли двое мужчин. Изящный придворный в безупречно подобранных по цвету кимоно цветов дома Льва смотрелся райской птицей на фоне своего спутника-монаха. И тем не менее, эти двое не случайно повстречались на дорожках сада.

— Мои подозрения в отношении господина Радетеля не оправдались, господин Тэйдзи, — нарушил молчание монах, — но нельзя исключать, что в доме Феникса есть другие люди, играющие в те же игры, что и покойный господин Асахина.

— Да, Джин-Ро, вы правы, и... — придворный не договорил. Какой-то предмет выскользнул из его рукава и со звонким стуком упал на камни дорожки. Когда Тэйдзи поднял свою потерю, его лицо выражало безграничное удивление. В руках у него был боевой металлический веер с двумя раскрытыми пластинками. Они, что необычно для боевого оружия, не были гладкими — на каждой из них была изображена фигура, половина от целой картины. Мужчина с мечом и женщина с луком на фоне заснеженных деревьев.

— Заснеженные деревья... Запретный Сад... здесь и сейчас, — пробормотал себе под нос Тэйдзи. — Джин-Ро, наши планы меняются. Давайте пройдём вот сюда, — он указал на небольшую беседку рядом с одной из боковых дорожек.

Оказавшись в беседке, придворный достал из рукава веер, взмахнул им и прикрыл глаза.

— Мы должны быть рядом с Тошимо и Яджиро, — встревоженно сказал он через несколько секунд. — Я знаю, где они. Держитесь за моё плечо, Джин-Ро.

Монах молча повиновался. Тэйдзи взмахнул веером — и через мгновение истлевшая ткань начала клочьями осыпаться с каркаса. Резко отбросив остатки веера в снег, он достал другой, взмахнул — и в воздухе появилась сияющая арка. Шагнув в неё, монах и придворный очутились за тысячу футов от беседки. Ещё дважды Тэйдзи взывал к ками — и оба раза только второй взмах веера был успешен. Но наконец, сделав третий шаг, придворный и монах очутились на границе Запретного Сада, где кончались ухоженные угодья резиденции Фениксов и начинался лес.

Примерно в шестидесяти футов от них на перекрёстке двух дорожек, в круге света от большого фонаря, стояли Яджиро и изящная стройная женщина средних лет в кимоно цветов дома Феникса. В нескольких шагах позади сюгендзи белела фарфоровая маска Тошимо, а рядом с женщиной находился мужчина, вооружённый двумя мечами.

— Кто это? — тихо спросил Джин-Ро.

— Яшмовая чиновница госпожа Шибо Аямэ, — так же тихо ответил Тэйдзи. — Она воздушный сюгендзи. А мужчина — её муж, господин Шибо Ичиро.

— Нет. Я не могу принять предложенного пути, — долетели до них слова Яджиро.

— Мне очень жаль, — в голосе женщины звучала едва уловимая нотка презрения, смешанного с сожалением, — что вы предпочли остаться прахом старого мира, который мы отряхнём с наших ног прежде, чем свершится вознесение.

— А мне жаль, — с грустью ответил Яджиро, — что для вас имеет ценность только ваша собственная жизнь.

Словно неведомая сила подсказала Джин-Ро, что произойдёт в этом тихом месте всего через несколько секунд. Перед его глазами пронеслось яркое видение из недавнего прошлого — Зеркальный Зал крепости Восходящей Луны и тело господина Асахиро, охваченное пламенем.

— Милостивые добродетели, да иссякнет сила чар в этом месте!

Его молитва была услышана. Внешне ничего не изменилось, но всем присутствующим было ясно, что теперь, пока они остаются на этом небольшом клочке земли, можно рассчитывать только на себя. Ни обращение к ками, ни молитва к добродетелям не могли быть услышаны здесь. Джин-Ро бросился вперёд, на ходу срывая со спины нагинату, за ним, выхватив ало-золотой веер, спешил Тэйдзи.

Госпожа Аямэ направилась прочь от Яджиро в гущу деревьев. Паря над снегом, даже не касаясь его ногами и двигаясь удивительно быстро, она спешила покинуть место, где вся приобретённая ею сила была бесполезна. Через несколько мгновений она оказалась за пределами защитного круга. Тонкие руки взметнулись вверх — и, повинуясь её призыву, струя звёздного света ударила с небес. Серебристое сияние сгущалось, обретало форму, в считанные секунды превратившись в изумительной красоты боевой лук, вид которого привёл бы в восхищение любого воина. В руках госпожи Аямэ появились три стрелы...

...Тэйдзи, остановившись на границе защитного круга, взмахнул веером, направив его на женщину. Шквал огня, с гудением и рёвом обрушившийся на госпожу Аямэ, испепелил бы обычного человека, но не оставил следов ни на лице, ни на одежде лучницы. И даже не помешал ей выстрелить. Пинь! Пинь! Пинь! На кимоно Яджиро расплылись три кровавых пятна. А господин Ичиро, удалившись от перекрёстка такой же нереально лёгкой походкой, как и его жена, стоял рядом с той невидимой гранью, за которой духи и добродетели вновь обретали свою силу. Обнажив катану и приняв боевую стойку, он ожидал атаки Тошимо.

Обрушив на противника град ударов, самурай был готов к тому, что и сам пропустит несколько — даже слабый боец может иметь в запасе какой-нибудь хитрый трюк, а перед ним был представитель дома Фениксов, издавна славного неожиданными боевыми приёмами. И действительно, меч господина Ичиро дважды рассёк тонкий шёлк кимоно, оставляя следы на теле. Тошимо, даже при жизни плохо знавший, что такое страх или досада, не проклинал обстоятельства, заставившие его принимать бой без доспехов. Для него существовал только долг. Защитить Яджиро и принадлежащее ему сокровище. Любой ценой.

— Яджиро! Встань у меня за спиной! — крикнул он. Сюгендзи подчинился. Подбежавший Джин-Ро попытался достать господина Ичиро нагинатой, но промахнулся. Тэйдзи взмахнул веером и поморщился — ками остались глухи к его призывам.

А госпожа Аямэ вновь оказалась точна — из тела Яджиро торчало уже шесть стрел. Сюгендзи заметно побледнел.

— Мне надо выйти из круга, — тихо сказал он.

— Яджиро, нет, — процедил сквозь зубы Тошимо, отражая очередной удар, — стой где стоишь.

— Но здесь я не могу защитить себя!

— Не будь идиотом! — громовой голос самурая, привыкшего отдавать приказы в шуме битвы, наверное, был слышен на другом конце Запретного Сада. — Делай, что я говорю!

Третий взмах веера Тэйдзи воздвиг стену ветра на пути стрел госпожи Аямэ, но и это не смогло помешать ей — лёгкой плывущей походкой она преодолела пятьдесят футов за то время, за которое обычный человек сумел бы пройти всего пару шагов. Было видно, что она по-прежнему целится в Яджиро — но стрелы, словно повинуясь какой-то неведомой силе летели в Тошимо. Самурай обращал на них не больше внимания, чем на мух, вьющихся вокруг головы в жаркий день.

Очередной взмах катаны — и господин Ичиро, словно куль с мукой, рухнул на снег.

Лицо госпожи Аямэ исказила гримаса боли. По локоть запустив руку себе в грудь, она затем протянула её к мужу, словно пытаясь бросить в него своё сердце. С кончиков пальцев сорвался серебристый шар, который медленно и величаво подплыл по воздуху к неподвижному телу и взорвался облаком искр, каким-то непостижимым образом вернувшим того к жизни — через несколько мгновений господин Ичиро уже стоял на ногах. Бой не оставлял времени на созерцание или удивление — снова взметнулись в смертельном танце две катаны и нагината. Но удача изменила господину Ичиро, теперь ни один его удар не достигал цели — в отличие от стрел его супруги, которая по-прежнему стреляла без промаха. Через несколько мгновений он вновь замертво свалился на снег — и вновь госпожа Аямэ словно бы вынула из груди всю свою любовь к мужу и слепила из неё серебряный шар.

— Джин-Ро, забери у него катану, — коротко приказал Тошимо. Монах выхватил меч из неподвижной руки до того, как серебряные искры осели на тело, возвращая ему жизнь, а затем бросился к Яджиро, повалил его на снег и закрыл собой. А самурай уже направлялся туда, где госпожа Аямэ вновь накладывала стрелы на тетиву. Но прежде чем Тошимо успел нанести удар, Ичиро прикрыл жену, приняв на себя весь безжалостный натиск воина-Льва и тщетно пытаясь защититься коротким вакизаши.

Тэйдзи наконец-то удалось достучаться до ками — после очередного взмаха веера пламенная стрела, прекрасная, как оперение феникса, грозная, как когти льва, полетела в яшмовую чиновницу. Госпожа Аямэ попыталась увернуться, но на этот раз огонь не захотел отпустить свою добычу. Тело женщины осело на снег, с пальцев её мужа сорвался такой же серебряный шар, как тот, что дважды вернул его к жизни — но в этот момент Тошимо нанёс решающий удар. Господин Ичиро умер в третий раз за этот день, а шар рассыпался на искорки, которые, печально сверкнув, растаяли в морозном воздухе, смешавшись с падающими снежинками. Через минуту лишь проталина да несколько обгоревших ветвей напоминали о том, что здесь был яростный и жестокий бой. Тела супругов исчезли, как будто их и не было никогда на земле. В воздухе кружился снег, слегка потрескивая, догорала свеча в фонаре, словно спеша угаснуть так же, как жизни госпожи Аямэ и господина Ичиро. После звона мечей, свиста стрел и рёва пламени тишина ласкала слух, как самая нежная и желанная музыка.

Звезды гаснут в снегу.

Тает в ночном небе

Дымок фитиля свечи.

— Милостивые добродетели, исцелите Яджиро и даруйте ему здоровье, — коротко помолился Джин-Ро, вытащив стрелы из ран сюгендзи.

— Вам надо переодеться, господин Яджиро, — Тэйдзи подошёл к спутникам, сжимая в руках металлический боевой веер, на котором больше не разворачивалась ни одна пластинка.

— Мы будем сообщать об этом происшествии господину Радетелю? — поинтересовался Тошимо, вытаскивая стрелы из тела.

— По-моему, не стоит, — покачал головой монах. — Он стар, последние дни ему нездоровится... боюсь, что такое известие может убить его. — К тому же вы, господин Тошимо, перепугаете своим видом всех, кого мы встретим по пути, — добавил Тэйдзи, оглядев грязное и порванное кимоно самурая. — Возьмите одно из моих кимоно, накиньте на себя, и мы отправимся к Яджиро. А там решим, что делать дальше.

— У меня несколько стрел в спине, — глухо сказал самурай. — Их надо вытащить прежде чем надевать сверху кимоно, — Джин-Ро несколькими движениями обломал стрелы по самый наконечник.

По дороге к дому Яджиро, спутники не сказали друг другу ни слова. Войдя в дом, сюгендзи распорядился подать подогретого сакэ — и, когда его принесли, в комнате вновь повисла тишина. Душой все ещё были на границе Запретного Сада, вновь переживая сражение со странными существами, которые когда-то были людьми, но стали чем-то бОльшим — и одновременно меньшим.

— Они были моей семьёй, — Яджиро остановившимся взглядом смотрел в одну точку.

— Мне очень жаль, — в глухом голосе из-под маски послышалась нотка сочувствия. — Но ты сделал то, что должен был сделать.

— Вы не можете отвечать за чужой путь и чужой выбор, господин Яджиро, — сказал Тэйдзи.

— Вы поступили так, как велят добродетели, — мрачно проговорил монах.

— Они когда-то были моей семьёй, — повторил сюгендзи. — И мне очень жаль, что они сделали такой выбор.

— Что она предлагала вам? Мы слышали лишь последние три фразы из вашего разговора, — поинтересовался Джин-Ро.

Ровным монотонным голосом Яджиро пересказал весь свой разговор с яшмовой чиновницей — что её предложение было первым и последним, что искушение принять его в какой-то момент стало нестерпимым...

— Сегодняшний вечер добавил нам вопросов и тревог, — произнёс придворный, когда рассказ был окончен.

— Нам лучше не разделяться, — сказал Джин-Ро. — Яджиро, вы не возражаете, если мы все останемся на ночь здесь? — сюгендзи чуть заметно кивнул. Тэйдзи хлопнул в ладоши, призывая слугу.

— Подать ещё сакэ, — распорядился он, когда слуга появился на пороге комнаты.

— И принесите клещи, — добавил монах.

— Зачем тебе клещи, Джин-Ро? — спросил Тошимо.

— Вы так и собираетесь ходить с остатками стрел в спине? — монах слегка приподнял правую бровь.

(c)Ilnar
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один придворный чуть не уронил веер в пруд с карпами

В который раз

Не устаю любоваться:

Из пепла, золы и углей

Феникс крылья расправил.

Восхищенное изумление.

Аудиенция была назначена на необычно ранний час. Четверо вошедших низко поклонились и, повинуясь жесту господина Мосагаро, опустились на циновки по правую сторону невысокого помоста. Яджиро с тревогой смотрел на Радетеля дома Феникса. Тот полусидел-полулежал на подушках, лицо было осунувшимся, бледным, руки мелко дрожали. За спиной Яджиро застыли Тейдзи и Тошимо, сложив руки на коленях. Рассветные лучи падали на фарфоровую маску, придавая ей нежно-розовый оттенок, каким славятся лица юных дам – но маска оставалась маской. Сидевший позади всех Джин-Ро, перед тем, как склонить обритую голову, позволил себе лишь один (но очень внимательный) взгляд на господина Мосагаро.

Время тянулось. Радетель молчал, не глядя на явившихся. Тишину нарушало лишь его тяжелое, хриплое дыхание. Через несколько минут двери вновь распахнулись, пропуская господина Мизуру и господина Риома. Давние соперники за главенство в клане, сейчас и самурай, и поэт-сюгензя были спокойны и сосредоточенны. Не глядя друг на друга, они одновременно глубоко поклонились и сели по другую сторону помоста. Оба по-прежнему смотрели только на Радетеля. Тот ответил Мизуру долгим испытующим взглядом. Потом так же всмотрелся в лицо Риомы. Последний такой взгляд достался Яджиро.

- Ты, - без предисловий заговорил наконец господин Мосагаро, снова повернувшись к Мизуру, - ты силен и храбр, настойчив и упорен, честен и предан. Ты хорошо видишь дорогу перед собой и умеешь преодолевать трудности пути. Но ты не способен заглянуть за горизонт. Ты знаешь, как идти к цели, но всегда ли тебе удается разглядеть ее?

Самурай молча, не мигая, смотрел в глаза своему Радетелю.

...в поединке Мизуру был холоден, спокоен и точен. Противники кружили, ища уязвимые места в обороне друг друга, то сходясь в вихре ударов, то расходясь на шаг-другой. Шелестели взмахи, шуршали мелкие камешки под ногами; клинки сталкивались с глухим лязгом, проходили вплотную к телам, едва не рассекая шелк одежд, замирали на волос от шеи, локтя, бедра. Тяжелые, резкие удары Тошимо; стремительный натиск Мизуру; сухой прохладный воздух и бледные лучи зимнего солнца. Следивший за временем самурай хлопнул в ладоши. Оба замерли, затем отступили друг от друга. На висках и лбу Мизуру поблескивали капельки пота, но дыхание оставалось ровным. Не знающий усталости Тошимо вдвинул клинок в ножны одновременно с самураем дома Феникса, и противники уважительно поклонились друг другу как равные...

Господин Мосагаро перевел дыхание и повернулся к Риоме:

- Ты... – Радетелю пришлось остановиться и переждать одышку. За спинами Тошимо и Тейдзи тревожно шевельнулся Джин-Ро. – Ты молод, и глаза твои остры. Ты ясно видишь то, что вдали. Ты умеешь воспламенить сердца, способен вести за собой. Но ты идешь, не отрывая взора от небес. Всегда ли ты замечаешь препятствия под ногами?

Риома остался неподвижен, только плотнее сжал губы.

...он действительно был талантлив, по-настоящему талантлив. Тейдзи пришлось напрягать все силы, чтобы их общая стихотворная вязь оставалась непрерывной, чтобы слова ложились в заданный ритм тонким рисунком. Риома же творил так же легко как дышал; образы его стихов были просты и изысканны, ритм безупречен. Воодушевленный, он словно забыл обо всем, кроме того, чем жил сейчас. Шепотки вокруг стихли; все были охвачены воодушевлением, что горело в глазах молодого поэта-сюгензя. Кругом не слушали – внимали. Наконец Риома смолк, звук его голоса затих где-то в глубине Запретного Сада, словно фонари, которые слуги зажигали вдоль длинной аллеи, уносили это чудо с собой все дальше и дальше. Тейдзи молча поклонился. Риома медленно поклонился в ответ, еще не совсем вернувшись из мира, где только что пребывал, который только что творил...

- Ты, - взгляд Радетеля уперся в лицо Яджиро, - ты достойнейший из сынов нашего рода. Но у тебя нет и тех качеств, которыми обладают они, - кивком он указал на Мизуру и Риому. – Поэтому я решил, и надеюсь, на этот раз я принял верное решение. Моего преемника выберешь ты. Им должен стать один из них. – Господин Мосагаро тяжело откинулся на подушку.

Плечи Яджиро закаменели. Рядом напрягся локоть Тошимо. Но если насчет Яджиро Тейдзи был уверен, то вот насчет Тошимо... с ним слишком легко было обмануться, приняв желаемое за действительное, приписав ему те же чувства и их выражение, что бывают у обычных людей. Лица сидевших напротив Мизуру и Риомы остались неподвижными. Почти.

- Радетель, - осторожно проговорил Яджиро, - могу я просить Вас о времени на раздумья?

- Да. Твоя просьба удовлетворена. Но не трать это время понапрасну, иначе ты можешь опоздать, - Радетель жестом велел всем удалиться и закрыл глаза.

* * *

В длинной крытой галерее было свежо и прохладно. Мизуру стоял вполоборота, глядя вдоль столбиков-подпорок, поддерживавших крышу. Риома приоткрыл решетчатую створку окна и смотрел на улицу. Яджиро в сопровождении своих спутников отправился в другой конец галереи.

Сюгензя обвел взглядом всех троих. Лицо его было очень серьезным. И очень решительным. Между бровей залегла складка.

- Я прошу ваших советов, господа, - глухо и спокойно произнес Яджиро.

- Господин Мизуру – твердый и решительный человек, - как всегда негромко ответил Тошимо. – Он честен в бою, прям в речах и искренне предан дому. Он станет достойным Радетелем.

Тейдзи молчал. Заговорил Джин-Ро:

- Хозяином корабля должен быть тот, кто знает, куда вести корабль. А как вести его – дело кормчего.

Яджиро требовательно посмотрел на Тейдзи. Тот задумчиво разглаживал рукав.

- Будь господин Риома старше хотя бы на десять лет, - наконец высказался придворный, - я бы не колеблясь посоветовал выбрать его. Но он молод. Слишком молод. И пылок. И он сюгензя – а это плохо. Я сомневаюсь в том, что получив предложение, подобное тому, что было получено Вами, Яджиро-сан, он устоит перед таким искушением. Он предан дому Феникса не менее, чем господин Мизуру – и именно поэтому может принять такое предложение. Господину же Мизуру это предложение не грозит. Кроме того, он старше и более закален душой. Мне очень нравится господин Риома, но я присоединяюсь к совету господина Тошимо.

Яджиро кивнул. Некоторое время царило молчание. Вдруг Яджиро направился к двери, ведущей во внутренние покои, кликнул слугу и велел передать господину Мизуру и господину Риома просьбу поговорить с каждым из них наедине. Пока слуга выполнял приказание, Тейдзи тихо спросил самурая:

- Когда возвращается Акиро?

- Сегодня вечером, - Тошимо не понадобилось понижать обычный для него голос.

- Боюсь, завтра утром ему снова придется отправиться в путь.

Тошимо только кивнул.

Разговор Яджиро сперва с одним, потом с другим претендентом на пост Радетеля много времени не занял. Тошимо, по обыкновению, отправился с Яджиро, но держался на таком расстоянии, чтобы не выпускать Яджиро из виду, и в то же время не услышать разговор даже случайно. Яджиро вернулся сосредоточенный и очень напряженный.

- Я готов ответить Радетелю, - сказал он.

* * *

В покоях ничего не изменилось. Разве что Джин-Ро мог понять по едва уловимому запаху настоев, что отсюда совсем недавно удалились лекари и целители.

Яджиро низко поклонился господину Мосагаро и твердо произнес:

- Я решил. Радетелем должен стать господин Риома. Господин Мизуру – Поборником при новом Радетеле.

- Да будет так, - тяжело проговорил господин Мосагаро.

Риома, бледный, встал рядом с Яджиро.

- Клянусь, - проговорил он, глядя на Радетеля, - служить дому всем, что в моих силах и возможностях. Господин Мизуру, прошу Вас принять пост Поборника и быть моей правой рукой. И если Вы увидите в моих решениях или действиях угрозу дому Феникса, пусть моя правая рука нанесет мне удар, отсекая от ствола порченую ветвь.

Мизуру, похоже, не ожидал подобного предложения. Но почти сразу взял себя в руки и подошел к Риоме.

- Я принимаю Ваше предложение, - после паузы произнес он. – Я всю жизнь служил дому Феникса и готов продолжить служение там, где буду, пока буду жив. Клянусь Вам в верности и заверяю, что Вы можете положиться на меня в том, что Ваша просьба будет выполнена.

Короткие клинки покинули ножны; будущий Радетель и будущий Поборник смешали кровь, давая друг другу нерушимую клятву. "Возможно, - подумал Тейдзи, - эта древняя клятва осталась еще с тех времен, когда сюгензя и махо-цукаи бок о бок сражались за то, чтобы создать Империю – такой, какой мы ее знаем". От этой мысли стало неуютно.

- Время покажет, верный ли выбор ты сделал, - господин Мосагаро устало посмотрел на Яджиро. – По крайней мере, теперь мне не страшно покинуть этот мир. А теперь уходите. Все. Ты, - кивком указал он на Риому, - останься. Мне нужно успеть рассказать тебе очень много.

Поклонившись, все покинули комнату, оставив Радетеля и его преемника наедине.

- Стать Радетелем дома в двадцать лет! – едва слышно, чтобы слышали только его спутники, произнес Тейдзи. – Беспрецедентная карьера.

* * *

Об официальном назначении господина Асако Риома преемником Радетеля дома Феникса было объявлено на следующий день, что вызвало волну слухов и шепотков. Когда же стало известно, на кого пал выбор господина Риома в качестве Поборника дома, волна взметнулась до небес, угрожая затопить весь Запретный Сад.

Господин Мосагаро и господин Риома дни и ночи проводили в покоях Радетеля. Господин Мосагаро никого не принимал, и попытка Яджиро увидеться с ним еще раз оказалась неудачной.

Акиро, едва приехав, снова вынужден был срочно покинуть земли клана Фениксов – к его приезду Тейдзи уже успел закончить подробный отчет для господина Аширо и, разумеется, желал, чтобы Радетель дома Львов первым получил сведения о переменах в доме Феникса, тем более из первых рук.

День Середины Зимы в доме Феникса не праздновали. В канун этого дня состоялись похороны господина Мосагаро.

Крылья в огне...

Осыпаются пеплом

Сгоревшие перья

Так в погребальном костре

Рождается жизнь

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о пропавшем монастыре
или Как завершился поединок, что продолжался всю ночь длиною в год

* * *

Ворота монастыря Жемчужных Добродетелей медленно затворялись. На просторном мощёном дворе лишь один из вошедших чувствовал себя как дома – Джин-Ро и был дома, в родном монастыре, на поиски которого у него ушло более года. Остальные оказались здесь впервые. Возле хозяйственных построек и павильонов для паломников, среди бритоголовых монахов они смотрелись... странно. Прежде всего потому, что скромности и смирения, свойственных паломникам, в них не было. Горделивые осанки, прямые внимательные взгляды... Доспехи, мечи, шелка, шнуры... У одного, самого высокого, лицо было скрыто погребальной маской. Новоприбывшие были чужды и самому этому месту, и его постоянным обитателям – и не пытались скрыть или изменить свою чуждость. Монахи старались держаться поодаль.

Здесь было холодно. Холодно и сухо. Сухо настолько, что начали слезиться глаза. Здесь было тяжело дышать, словно грудь что-то сдавливало, не позволяя вдохнуть глубоко. Здесь падал странный чёрный снегопад, видимый лишь краем глаза, но позволявший разглядеть сквозь него всё. Всё – кроме света. Здесь было темно, как в середине осенней ночи – но эта темнота не мешала видеть. И ещё здесь было тяжело на душе. Стоявшие вокруг люди были полны отчаяния, и это ощущалось так, словно на плечи лёг невидимый груз, давя к земле, не давая свободно двигаться. Яджиро и Тейдзи переглянулись. Тошимо и Акиро стояли по бокам, словно прикрывая собой обоих сюгензя. Накамуро держался, как подобает, чуть позади и сбоку, неловко поправляя одежду и поглядывая вокруг так, словно извинялся перед монахами за вторжение.

Тем временем Джин-Ро разговаривал у ворот со худощавым стариком в монашеском одеянии. Да, все остальные братья уже здесь, в монастыре. Да, он, брат Сайро, после той ужасной ночи вернулся в монастырь одним из первых. Да, пожалуй, первым. Из тех, кто сейчас ещё жив. И с тех пор здесь всегда так: холодно, сухо и темно. Эти, в крестьянской одежде? Жители двух ближайших деревень, они пришли в монастырь искать убежища. А третью деревню так и не нашли, хотя сколько раз ходили... Нет, никто не знает, что сталось с её жителями. Мать-настоятельница? Сморщенное лицо старика перекосилось. Да... она здесь. Старик неохотно указал вглубь двора: там... иди в сторону храма... ты сам увидишь.

* * *

Плотно утоптанная площадка для тренировок оказалась большой. Пожалуй, на ней могло бы одновременно заниматься куда больше людей, чем было в монастыре даже сейчас, вместе с крестьянами. Но их было всего двое. Невысокая сухощавая женщина в белом монашеском одеянии – и её точная копия, но черная и безликая, словно тень. Замедленные, но отнюдь не вялые движения – казалось, будто воздух там, на площадке, был тягучим и вязким, словно патока. Чёрный густой снегопад сыпал на площадку, но сквозь него было видно все. Кроме света. Удар – блок – движение – стойка – удар – блок... Две фигуры друг против друга – и тренировкой это не было. Это был смертельный поединок. Преодолевающие сопротивление воздуха фигуры сражались, в точности зная, что и как сейчас сделает каждая из противниц, и время от времени обе замирали на миг; белое-чёрное – точно зеркальное отражение. Тейдзи коснулся боевого веера, засунутого за пояс, вспоминая рисунок на открывшихся вчера пластинах: два монаха в одинаковых стойках друг против друга...

Смотреть на бой было тяжело. Словно слушать хорошо известную мелодию, которую играют медленно; не растянуто, а опаздывая на полтакта, на такт; когда слух и душа ждут следующего аккорда – а он запаздывает ровно настолько, чтобы раздражать, саднить, как непрерывно ноющий от боли зуб. И это продолжалось, продолжалось, продолжалось...

Монахи обходили площадку далеко стороной, стараясь не смотреть туда. Если же оказывались неподалёку – ускоряли шаг, опуская глаза. Брат Сайро покосился на поединок и поспешно отвернулся. Отступил на несколько шагов. Прибывшие, включая Джин-Ро, последовали за стариком к домам, где жили монахи (а теперь и крестьяне), и начали расспросы.

Когда брат Сайро вернулся в монастырь, а это было вскоре после ночи Предательства Душ, мать-настоятельница уже вела это нескончаемое сражение. На площадке лежали тела братьев из тех, кто в ту ночь был в монастыре. Многие пытались вмешаться – но стоило любому ступить туда, и перед ним вставал он сам, и между ним и ним начинался смертельный поединок. Самый долгий длился несколько недель; самый короткий – несколько часов. И никто не вышел с площадки живым. Лишь мать-настоятельница продолжала бесконечный и безнадёжный бой. И продолжает его до сих пор, ни на миг не прервавшись. Лицо брата Сайро сморщилось печёным яблоком, в глазах показались мутные старческие слёзы, но он продолжал. Брат Мифуно, он учился пути говорящих с духами, он сказал, что на площадке находится сильный ками. Под завесой, скрывающей от взора этого ками, можно было пересечь площадку из конца в конец или бесцельно бродить по ней, можно было вынести тела, дабы похоронить их как подобает – но вмешаться было невозможно. Брат Сайро помотал головой и пробормотав, что идёт распорядиться о ночлеге гостей, удалился.

Джин-Ро, бледный, плотно сжав губы, твёрдым шагом направился обратно. Воззвав к добродетелям с просьбой укрыть его от ками, он решительно шагнул вперёд. Остальные остались у края площадки. Тейдзи приоткрывал и закрывал один из вееров; Яджиро пропускал сквозь пальцы шёлковый шарф; Накамуро напряжённо вглядывался в прозрачную черную метель. Самураи молча стояли рядом.

Приблизившись к сражающимся, Джин-Ро обратился к добродетелям с новой молитвой о защите и коснулся плеча матери-настоятельницы. От прикосновения она вздрогнула и пропустила удар, сотрясший всё её тело. С трудом уклонившись от второго удара, она вновь поймала ритм движений и перестала замечать кого-либо или что-либо, полностью поглощённая боем. Джин-Ро предпринял ещё одну попытку, но затем сдался и покинул площадку, понимая, что его настойчивость может переломить ход боя не в пользу матери-настоятельницы.

- Я попробую поговорить с этим ками, - Яджиро принялся разворачивать длинный тяжелый сверток.

Каменный посох взмыл вверх, выписывая в чёрной метели замысловатый узор. Яджиро замер, закрыв глаза, всматриваясь и вслушиваясь в образы, что существовали сейчас только для него одного. Через минуту-другую он обернулся к остальным. Лицо его было напряжённым и слегка удивлённым.

- Он не враждебен, - сказал Яджиро, отходя со своими спутниками под навес. – Он... он... убеждён в правоте?.. Кажется, так. Но не враждебен. Сейчас я смог разобрать только это; завтра я буду говорить с ним снова.

- Я могу попытаться изгнать его, - задумчиво проговорил Тейдзи, пряча веер в рукав.

- Пока не нужно, - спокойно отозвался Яджиро. – Завтра. Тейдзи кивнул. Тошимо пожал плечами.

Рядом послышалось тихое шлёпанье сандалий. Под навес шагнул монах, согнувшийся под грузом циновок и одеял. Он попытался вручить стоявшему ближе всех Тошимо скатанную вместе с одеялами циновку, но самурай, не глядя на него, направился прочь. Выйдя из-под навеса Тошимо вдруг остановился и обернулся.

Передав большую часть своего груза Акиро и Джин-Ро, монах приблизился наконец к Тейдзи и попытался вручить циновку с одеялами и ему. Господин полномочный посол изогнул бровь и, не вынимая рук из рукавов, ответил монаху непонимающим взглядом. Монах, откровенно растерявшись, продолжал протягивать плотную скатку; господин Тейдзи, не шелохнувшись, смотрел на него всё с тем же выражением. Молчание явно затягивалось. Тошимо по-прежнему стоял у края навеса. Не будь фарфоровая маска лишена всякого выражениея, можно было бы подумать, что он любуется этой сценой.

Накамуро продвинулся вперёд и забрал у монаха оставшиеся циновки и одеяла. Монах с облегчением вздохнул и поспешил прочь. Господин Тейдзи благосклонно кивнул и проследовал с остальными к скромному домику для паломников, который отвели для ночлега новоприбывшим гостям монастыря.

* * *

Утомлённые сегодняшними переездами, все готовились ко сну. Все, кроме Тошимо, о чём-то говорившего с Акиро возле дверей.

- Кстати, господин Тейдзи, не найдётся ли у вас лент? – вдруг спросил Яджиро. Тейдзи вопросительно посмотрел на сюгензя, и тот счёл нужным пояснить:

- Я хотел бы привести в порядок посох.

- Ленты, шнуры и кисти у меня наверняка найдутся, однако боюсь, у меня не окажется таких, что подошли бы по цвету. Вы ведь предпочли бы цвета вашего дома?

- Да, разумеется.

Тейдзи извлёк одну из шкатулок, всем видом показывая, что не питает надежд на то, что там отыщется именно то, что нужно Яджиро. Со дня отъезда из замка Львиной Гривы у него ни разу не было случая заглянуть в эту шкатулку, но в том, что ни к одному из его кимоно не подошли бы цвета дома Феникса, он был совершенно уверен. Сняв крышку, он начал перебирать плотные упругие мотки лент и витых шнуров. Красных и жёлтых лент оказалось по два мотка каждого цвета. Удивление, удержаться от которого не удалось, было поспешно стёрто с лица. С самым непринуждённым видом Тейдзи протянул ленты Яджиро:

- Прошу вас.

- Э-э... Да, благодарю, - похоже, Яджиро тоже не рассчитывал получить именно то, что хотел. И даже, пожалуй, успел примириться с тем, чьи цвета будут красоваться на его посохе. Что ж, это было приятное разочарование.

Слуги дома Льва славились своей предусмотрительностью. Члены дома давно воспринимали ее как должное. Однако на сей раз Тейдзи отметил в памяти, что по возвращении в Львиную Гриву нужно будет узнать, кто именно собирал вещи для господина полномочного посла.

* * *

- Я против того, чтобы мы рылись в личных вещах матери-настоятельницы! – громко и твёрдо произнес Джин-Ро. Накамуро неловко и торопливо опустил крышку сундучка, которую едва успел приподнять, и извиняющимся жестом выставил вперёд ладони:

- Я только подумал, Джин-Ро... впрочем, вы правы, извините. – И Накамуро отошёл от сундучка, едва не задев плечом простенькую бумажную ширму. Тщательно прибранная комната была не так уж велика; вшестером здесь оказалось тесновато.

Тейдзи стоял у столика с письменным прибором и рассматривал висящие на стене образцы каллиграфии.

- Ваша мать-настоятельница, Джин-Ро, умела видеть и чувствовать прекрасное, - не оборачиваясь, сказал он. – К сожалению, выражать свои чувства ей удавалось не очень хорошо, но тем не менее вот это, - сложенный веер указал на один из листов, - выглядит уже вполне достойно.

Тошимо вынес из дальнего угла копьё. В оружейном зале монастыря, где гости уже успели побывать (под недоумевающие взгляды монахов), ничего подобного не хранилось. Там были боевые посохи всевозможных видов, цепы, ещё какие-то деревяшки, наводящие на мысли скорее о крестьянском труде, чем о сражениях. А здесь оказалось тяжёлое боевое копьё. Оно было старым, но его содержали в порядке. Тошимо повернул копьё и молча указал на клеймо клана Журавлей. Над древком встретились недоумевающие взгляды.

- Такие копья передают по наследству, - проговорил Акиро. – Или жалуют за заслуги. Воинам или самураям.

- Джин-Ро, вы ведь говорили, что мать-настоятельница родом из крестьян? – уточнил Тейдзи.

- Да... – монах был изумлён не менее своих спутников. – Я тоже не понимаю, откуда оно здесь.

Тошимо молча повернулся и вышел, унося с собой копьё. С улицы донёсся низкий гул рассекаемого воздуха. Тейдзи приподнял решётчатую створку окна и несколько секунд любовался резкими точными движениями самурая. Опустив створку, он обернулся и окинул взглядом комнату. Всё было в порядке; всё стояло на своих местах.

- Ну что ж... Пожалуй, мы здесь увидели всё... что смогли. Джин-Ро, - вдруг припомнил Тейдзи, - вы говорили, что среди ваших братьев здесь есть человек благородного происхождения?

- Да, брат Мифуно. Это он рассказал другим о ками, - Джин-Ро непроизвольно покосился в сторону тренировочной площадки, и все на миг оглянулись туда, где и сейчас, в этот миг, шёл смертельный бой, непрерывно длившийся уже более года. Вспоминать об этом было тяжело, но думать о том, как и чем он завершится – совершенно невыносимо. Джин-Ро с усилием перевёл взгляд на остальных: - Да, надо спросить у него... может быть, матушка Асуза говорила с ним об этом копье... советовалась... может быть, он что-нибудь знает.

Переглянувшись ещё раз, гости монастыря покинули дом матери-настоятельницы и остановились на крыльце. Тошимо сделал очередной выпад и замер. Устремлённое вперёд и вверх копьё было совершенно неподвижно. Наконец самурай выпрямился и спокойно обернулся.

- Нет, более ничего, - ответил Тейдзи, не дожидаясь вопроса. Все подошли к Тошимо. Он перехватил копьё:

- Такое оружие встречается нечасто.

- Боюсь, узнать, как оно оказалось у матери-настоятельницы, мы сможем лишь спросив её.

Тошимо кивнул и сунул копьё в руки Накамуро:

- Отнесите на место. – Как обычно, он не утруждал себя вежливым обращением.

Накамуро моргнул, неловко приняв оружие, но поймал взглядом кивок Тейдзи и понёс копьё в дом. Остальные медленным шагом направились к тренировочной площадке.

- Простите, господин Яджиро, но я снова напоминаю вам о возможности попытаться изгнать этого ками, - негромко сказал Тейдзи.

- Я ещё не закончил говорить с ним, - ответил Яджиро. – Он беседует чувствами и образами, и его внимание не задерживается на мне надолго. Даже краткая беседа с ним даётся мне тяжело. Но я всё же хочу продолжить. Он уверен в том, что происходящее – справедливо. Я хочу понять.

Тейдзи молча поклонился и приотстал, давая Яджиро возможность сосредоточиться перед предстоящей тому беседой с ками. Акиро, как всегда, держался в трёх шагах за сюгензя; Джин-Ро высматривал брата Мифуно; Тошимо и Тейдзи замыкали процессию.

- А, вот и брат Мифуно, - Джин-Ро указал на одного из монахов. – Я сейчас поговорю с ним и вернусь к вам.

Запыхавшийся Накамуро нагнал ушедших и, смущённо потупившись под неодобрительным взглядом господина Тейдзи, принялся приглаживать причёску и расправлять закрутившиеся рукава.

* * *

Акиро принял у Накамуро сюрикены и боевой веер. Тейдзи смотрел на них, стоя спиной к площадке и стараясь не слышать свиста мечей и приглушённого топота. Тошимо сражался со своим двойником уже не первый час, и этот бой мог продлиться не год и не два. И даже не один десяток лет. Усталость самураю не грозила, ошибок он не допускал – так же как и его противник. Двойник был такой же высокий, широкоплечий, но в доспехе и маске не белых, а почти чёрных, словно сотканных из тьмы. В отличие от поединка матери-настоятельницы, движения Тошимо и его противника были резкими, режущими глаз – словно вспышки света, которого здесь не было. Каждая такая вспышка движений была резче и больнее предыдущей, и эти вспышки непрерывно повторялись одна за одной. Трудно было понять, зрелище какого из двух поединков тяготит больше. Ни на один невозможно было смотреть подолгу.

После неудачной попытки отыскать третью деревню, предпринятой Тошимо этой ночью, он объявил, что собирается выйти на площадку. Несколько часов назад, не обращая внимания на мольбы брата Сайро отказаться от этого намерения, Тошимо ступил туда и уклонился от первой атаки своего двойника, выхватывая катану. С той минуты монахи и вовсе перестали показываться рядом с площадкой. Вот и теперь никого из них поблизости не было, а те, что проходили вдали, смотрели себе под ноги или в другую сторону. За эти часы настроение в монастыре стало еще более гнетущим. Отчаяние и безнадежность сгустили воздух и повисли в нем прозрачным черным снегом, колыхавшимся над поединщиками тягучей метелью. Ночь Предательства Душ все еще длилась в стенах монастыря.

Оставшись без оружия, Накамуро глубоко вздохнул и подошёл к площадке.

- Я иду не для того, чтобы сражаться, - громко и ясно произнёс он, обращаясь к черной метели, и шагнул вперёд.

Вставший перед ним безликий двойник резко взмахнул рукой. Удар был нацелен прямо в лицо. Ахнув, Накамуро отшатнулся – и коротким точным движением ударил в ответ. Неуверенности и извиняющегося взгляда как не бывало; выбившаяся из причёски прядь растрепалась окончательно. Обмен ударами. Мимо. Ещё раз. И ещё. Каждый из ударов Накамуро был рассчитан на то, чтобы стать смертельным, и должен был оказаться таковым. Каждый из ударов его двойника – тоже. Ещё раз. И ещё.

Тейдзи болезненно дёрнул щекой и повернулся к Яджиро:

- Яджиро-сан, теперь, когда этот ками отказывается говорить с вами, я ещё раз напоминаю: можно попытаться изгнать его.

- Хорошо, - устало кивнул Яджиро, поправляя ленты на посохе.

Тейдзи медленно направился к площадке, на ходу раскрывая веер.

* * *

Чайная церемония подходила к концу. Здесь, в монастыре, пришлось обойтись той утварью, что отыскалась в трапезной – однако скудный выбор лишь помог достичь гармонии безыскусности, столь высоко ценимой знатоками. Приготовления, а потом и сам ритуал успокоили, вернули внутреннее равновесие. Даже мучительные неотвязные мысли о том, что сейчас происходит на площадке, и о неудачах, постигших и Яджиро, и Тейдзи – нет, эти мысли не отступили, но поблёкли, позволив рассуждать спокойно.

- Итак, ещё раз о том, что мы знаем. – Тейдзи поставил на столик грубоватую чашку медленным осторожным движением, словно та была из тончайшего хрупкого фарфора. – Около двадцати лет назад мать-настоятельница сообщила человеку из клана Журавлей (чьё имя нам неизвестно), что вынуждена отказаться от дальнейшей службы и удаляется в монастырь в надежде искупить содеянное.

- Простите, откуда всё-таки вам это известно? – настороженно спросил Джин-Ро.

- Мне довелось узнать содержание одного документа, - спокойно ответил Тейдзи и продолжил: – Под половицами оружейного зала был тайник, примерно вот таких размеров. Сейчас этот тайник пуст. – Тейдзи поглядел на Джин-Ро и пояснил: - Тайник был проверен, когда все братья находились в храме, на молитве, так что надеюсь, их чувства не были задеты присутствием и, хм, действиями посторонних в оружейном зале. Джин-Ро только покачал головой.

- Так что мы всё-таки можем сделать? – Яджиро обвел всех вопросительным взглядом. Тейдзи развёл руками:

- Он ускользает от сети, что должна выбросить его из этого мира. Во время последней попытки я чувствовал его довольно ясно, но и в этот раз вышло так же: когда сеть затянулась, его там не было. Словно он проходит сквозь ячеи, как... как этот самый чёрный снегопад. Акиро, сам того не заметив, положил руку на мечи. Тейдзи неохотно кивнул:

- Возможно, мы сумеем одолеть его силой. Но я не хотел бы оказаться со своими веерами там, на площадке, против себя же самого.

- Ками Касания Ночи... – Яджиро машинально перебирал потёртые нефритовые чётки. – Его стихии – земля, воздух, луна. Обман и увёртки... И в то же время – чувство вины. И убеждённость в том, что так и должно быть, что это – справедливое возмездие... И отказ видеть в нас врагов...

- Мы должны помочь матушке Асузе, - Джин-Ро был исполнен решимости. – И другим тоже. К примеру, мы не знаем, сколько времени выстоит господин Накамуро. Тейдзи вскинул голову:

- Матушка Асуза... справедливое возмездие... обман и увёртки... Яджиро-сан, вы уверены, что те мысленные образы и чувства, которыми ками поделился с вами, не были на самом деле чувствами матери-настоятельницы? Оба сюгензя переглянулись. Чётки в руках Яджиро замерли.

- Я знаю, с кем посоветоваться, - сказал вдруг Яджиро. – Джин-Ро, где здесь у вас алтарь, посвящённый предкам?

* * *

Одинокая фигура в шёлковых одеждах и меховой накидке стояла у края тренировочной площадки, неотрывно следя за всеми тремя поединками. Отсюда, от храмовых ворот, только и видно было, что она стоит почти неподвижно, лишь время от времени слегка меняет позу. Монахи изредка косились на неё и тут же отворачивались, не понимая, что человек мог найти для себя в том невыносимом зрелище. И что за человек будет искать в нем что-либо для себя. Стоявший у площадки и сам этого не знал.

Остальные прибывшие уже с час назад удалились в одну из малых молелен вместе с Джин-Ро. Не так давно там что-то тяжко грохнуло, оттуда донеслись возгласы. Осторожно заглянув внутрь, монахи успели заметить опрокинутый камень алтаря, с некоторым трудом выпрямляющихся гостей – и странное дрожание воздуха над местом, где был алтарь. Марево медленно меняло форму, становясь похожей на человекообразную фигуру, но заглянувшие не стали смотреть дальше. Люди, пришедшие вчера в эти стены, вели себя странно и непонятно; их вели побуждения и устремления; их действия лишь усугубляли всё то, что и без того угнетало обитателей монастыря, капля за каплей высасывая из них жизнь. Монастырь словно отгораживался от чужаков. Пока ещё не стеной – завесой.

* * *

- Ками здесь, в стенах монастыря, - раздался за спиной голос Яджиро.

Тейдзи медленно, словно делая над собой усилие, обернулся. Лицо Яджиро было измученным, под глазами легли тени. Казалось, он с трудом держится на ногах. Акиро, как всегда, стоял сбоку и чуть сзади сюгензя.

- А где Джин-Ро? – негромко спросил Тейдзи.

- Он в молельне, прибирается. Там... Алтарь опрокинулся в самом начале, а под конец... под конец дал трещину, когда всё оборвалось, - Яджиро болезненно поморщился. Тейдзи вопросительно смотрел на него, не говоря ни слова. – Но ответы я получил. Его сердце – там, - он не глядя кивнул на площадку. – Во всех двойниках одновременно. Он может быть уничтожен. А вот свитка-реликвии в монастыре нет.

- Это плохо, - всё так же негромко отозвался Тейдзи.

- Да, - согласился Яджиро. – И вряд ли кто-то, кроме матери-настоятельницы, сможет сказать, когда и как свиток исчез отсюда.

Все трое взглянули на площадку. Мать-настоятельница и её двойник с мучительной, сводящей с ума замедленностью разошлись на полшага после обмена ударами, ни один из которых не достиг цели. Двойник Тошимо парировал и мгновенно атаковал сам; Тошимо сместился вправо, двойник тут же оказался левее. Ладонь Накамуро вспорола воздух у самой шеи его двойника, и в тот же миг Накамуро вынужден был отступить, не давая коснуться себя.

- Джин-Ро собирается обратиться со своими вопросами к Добродетели, которой служит, - Яджиро повернулся к Тейдзи. – Наверное, он уже начал молитвы. Вы идёте с нами?

Тейдзи покачал головой:

- Я буду ждать вас здесь.

* * *

- Послушайте меня, брат Сайро, - Джин-Ро подался вперёд, - вы же видите, что происходит! Вы понимаете, насколько это неправильно! Вы сами прекрасно знаете, что это не может так продолжаться! Мы, все вместе, обязаны прервать это, прекратить поединок! И всё, что нужно от вас и от других братьев – сделать над собой усилие, одно-единственное душевное усилие! Простить себя и простить её – это то, чем мы можем помочь ей, спасти её! Может быть, общая молитва всех – это единственная возможность! И для неё, и для нас! Не так уж много требуется от каждого! А вы не хотите даже попытаться!

Старик безнадежно махнул рукой и, не оглядываясь, пошел прочь. Акиро проводил его долгим взглядом.

- Что теперь? – спросил Яджиро.

- Я иду собирать людей на молитву, - решительно ответил Джин-Ро. – Всех. И тех, кто нашел в монастыре убежище, тоже.

* * *

У площадки собрались не все. Далеко не все. Многие из пришедших отводили глаза, на многих лицах читалось сомнение, на некоторых – даже неприязнь. Джин-Ро вышел вперёд и снова заговорил о долге перед матерью-настоятельницей, о необходимости спасти её, призвал вложить все силы души в молитву прощения. И, воздев руки, воззвал к Добродетели Милосердия.

Люди подхватили молитву, склоняя головы. Время шло. Сражение на площадке продолжалось. Позы становились всё более напряженными. Голосов, поддерживающих молитву, становилось всё меньше. И всё меньше искренности было в них. Кое-где стали пробегать шепотки. Яджиро посмотрел на Тейдзи, но встретил отсутствующий взгляд, прошедший сквозь сюгензя. Глубоко вдохнув вязкий воздух, Яджиро встал перед людьми.

- Каждый из нас, - заговорил он, - хотя бы раз в жизни совершил что-нибудь, чего сейчас стыдится. У каждого на душе найдётся то, чего не хочется вспоминать, не то что говорить об этом. Но оно есть. Если позволить чувству вины разрастись, оно погубит. – Яджиро продолжал говорить негромко и мягко; шепотки стихли, головы поднимались – люди смотрели на сюгензя недоверчиво. Стоявший поодаль брат Сайро настороженно подошёл ближе. Яджиро продолжал говорить.

– Я хочу, чтобы каждый из вас взглянул в себя и простил себе то, что он там увидит. И, быть может, тогда он сумеет простить и других. – Сюгензя смолк и сделал шаг назад, не опуская головы.

Повисла пауза. Молодая женщина в крестьянской одежде с ребёнком лет двух-трёх на руках, стоявшая по другую сторону площадки, закрыла глаза. Ненадолго. Потом окинула взглядом всех, поцеловала малыша, передала его кому-то из стоявших рядом и двинулась вперёд. Шаг, другой, третий – четвёртым она ступила на площадку.

Возникший перед ней безликий двойник наотмашь ударил женщину по лицу, едва не сбив с ног; вскрикнув, она едва сумела устоять. Но туда, к площадке со всех сторон уже шли другие люди. Не сговариваясь, сюгензя, придворный, самурай и монах одновременно шагнули вперёд.

* * *

Мир вернулся. Возвратились "здесь" и "сейчас", снова возникли пространство и время. Чёрного снегопада не стало; дышалось легко и свободно. Ками Касания Ночи покинул монастырь. На площадке толпились люди. Кто-то тихо смеялся, кто-то плакал навзрыд, кто-то, встав на колени, молча качался взад-вперёд. Мать-настоятельница и Накамуро лежали без сознания; над ними уже склонялись монахи.

Тошимо спокойно вложил катану в ножны и приблизился.

- Что здесь произошло? – как всегда тихо и бесстрастно спросил он.

Фарфоровую маску освещали лучи солнца, пробивающиеся через разрывы в сероватых облаках.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как один придворный ванну принимал

Тейдзи отложил кисть, встряхнул рукой и с удовольствием потянулся. Ни один позвонок не хрустнул. Массажист в банях замка Эйганджо отлично знал свое дело, хотя его жесткие руки, словно выточенные из дуба, явно привыкли разминать крепкие мышцы воинов, а не править спины утомленным тяготами пути придворным. Поначалу он осторожничал, но затем взялся за дело с привычной силой. И хотя сама процедура доставила немало болезненных ощущений, после нее Тейдзи чувствовал себя просто прекрасно. И вот уже второй час ничто не могло омрачить это состояние духа: ни написание необходимых писем и распоряжений, грозившее затянуться до поздней ночи, ни мысли о предстоящем походе в горы, за пределы имперских границ, ни даже воспоминания о вчерашнем отъезде из замка Львиной Гривы.

Вчерашний отъезд... В Львиную Гриву они прибыли рано утром, и Радетель принял их немедленно, даже на переодевание с дороги времени не было. Господин Аширо сухо сообщил последние новости, которые решительно не способствовали поднятию духа. Особенно с учетом провала дипломатической миссии в Солнечной Вершине, о котором Радетель не сказал ни слова, но здесь говорить было и не нужно. Затем – уточнение позиций союзников и противников, передача общего руководства предстоящей войной в руки Тейдзи и Тошимо, обсуждение планов кампании... Все это продолжалось больше часа.

Наконец все отправились в отведенный им павильон. Предстояло написать письмо сэнсею Хисока, подготовить бумаги для господина Хаманари и отчет для господина Аширо (и с этим желательно было успеть закончить за те три часа, что оставались до обеда), а вечером еще раз обсудить в узком кругу как все происшедшее, так и предстоящий поход на север. Возле павильона Тошимо вдруг сообщил, что возвращается к Радетелю, просить еще одной аудиенции. Тейдзи спокойно кивнул и, обменявшись несколькими фразами с Яджиро и Накамуро, отправился в свою комнату. Отдал распоряжение приготовить ванну, дал указания слугам насчет багажа, не спеша выбрал одежду для второй половины дня. Привычные заботы успокаивали, мало-помалу снимая накопившиеся усталость, раздражение, недовольство собой. Тейдзи направился к дверям, предвкушая спокойные полчаса в горячей воде с пахучими укрепляющими травами. Но уже на втором шаге замер – дверь открылась, на пороге стоял Тошимо.

- Мы выезжаем немедленно, - бесстрастно уведомил он.

Брови Тейдзи поползли вверх: Тошимо отсутствовал минут пятнадцать, не больше. До резиденции Радетеля было... если почти бегом, то минут пять. Туда и обратно – десять. Гхм.

- Радетель сейчас не у себя? – на всякий случай поинтересовался он у Тошимо.

- У себя. Я получил его ответ. Наших лошадей уже седлают.

Нет, это уже ни в какой паланкин не лезло. Тейдзи вежливо улыбнулся:

- Позволю себе напомнить, Тошимо-сан, что сперва нам с вами предстоит составить письмо...

- Разве вы его еще не написали? – все так же бесстрастно прервал его Тошимо.
Кипящий праведным возмущением взгляд фарфоровую маску не то что не расплавил – даже не нагрел.

Через полчаса доверенный гонец, нахлестывая коня, во весь опор мчался по дороге, ведущей к столице.

Через пять минут после его отъезда отряд в полном составе покинул Львиную Гриву и свернул на север, к замку Эйганджо.
 

Сказка о том, как один сюгензя ванну принимал

* * *

Яджиро и Тейдзи раскланялись, и придворный направился к лестнице, ведущей в верхние покои. Проведя более часа в банях замка Эйганджо, сейчас он шел к себе, намереваясь заняться письмами – однако заверил Яджиро, что будет рад видеть его в любое время. Сюгензя глянул ему вслед. Несмотря на шелковые одеяния, не слишком уместно смотревшиеся в этих стенах, несмотря на совершенно недостаточное, по мнению Тейдзи, число слуг (в отличие от людей в доспехах и с оружием), придворный, по-видимому, чувствовал себя уверенно и спокойно. Что уж говорить о Тошимо и Акиро, для которых замок Эйганджо был как дом родной. Яджиро вздохнул. Здесь, в главной военной цитадели клана Льва, где все было подчинено строгому распорядку, ему было неуютно. Не то, чтобы не по себе или неприятно – просто неуютно. Высившиеся вокруг каменные стены к созерцанию не располагали; доносившиеся с плаца команды резали слух. Здесь все было чужим.

Тейдзи скрылся за поворотом коридора. Яджиро повел плечами. Хм. А почему бы и нет? Собственно, замечательная мысль. Отдохнуть, расслабиться, ненадолго забыть о тяжком гнете забот и тревог... оглядевшись, сюгензя подозвал слугу и велел приготовить ванну с травами и предупредить массажиста (припомнив, как только что расхваливал его Тейдзи). В конце концов, не одним же придворным наслаждаться гостеприимством замка Эйганджо! Яджиро направился было к своим покоям, но выход из галереи ему загородил до боли знакомый белый доспех.

- Яджиро, вы нужны мне. Идем, - ровно произнес Тошимо.

- Куда?

Но Тошимо уже спускался по лестнице, ведущей во внутренний двор. Подозревая что-то неладное, Яджиро последовал за самураем. Через несколько минут его подозрения оправдались. Почти в полной мере.

* * *

Тейдзи стоял у окна, приподняв решетчатую створку, и любовался тренировкой на плацу во внутреннем дворе. На Тошимо наседали одновременно шесть человек, вооруженных копьями. Однако "нападающие" целили не в него, а в Яджиро, который старательно оставался позади самурая. Это было нелегко – Тошимо двигался очень резко и очень быстро, успевая отбивать копья и принимать удары на себя, да еще постоянно поправлял Яджиро. Он, в отличие от сюгензя, не уставал. А вот Яджиро сейчас, на исходе второго часа, дышал тяжело и хрипло. Хотя возможно, не второго, а третьего – придя к себе, Тейдзи далеко не в первые же минуты заинтересовался видом из окна. То, что служить телохранителем – дело непростое, Тейдзи догадывался и прежде. Но вот то, что наличие телохранителя требует таких трудов и такой подготовки от того, кого он защищает, и не подозревал. Или по крайней мере, никогда не задумывался.

* * *

Воинов и самураев во внутреннем дворе прибавилось. Яджиро стоял в стороне, пытаясь отдышаться. На середине плаца против Тошимо стоял Накамуро.

- Господин Яджиро, как вы себя чувствуете? – раздался за спиной вежливый голос Тейдзи.

- Чувствую, - тяжело ответил Яджиро. – А что вы здесь?..

- Решил немного отдохнуть от писем, - последовало такое же вежливое объясненние.

Яджиро мрачно посмотрел на Тейдзи. Похоже, на данный момент представления сюгензя и придворного о том, какие занятия требуют отдыха, серьезно расходились.

Тем временем Тошимо и Накамуро обменялись первыми ударами. Деревянный меч самурая замелькал в воздухе, трижды замерев возле тела противника: грудь, шея, бедро. Короткий меч Накамуро ни разу не сумел прорвать оборону Тошимо.

- Простите, а что здесь происходит? – Тейдзи кивком указал на поединщиков.

- Накамуро попросил Тошимо о тренировочном поединке, - Яджиро принял от одного из воинов чашку воды.

Тейдзи усмехнулся углом рта и снова перенес внимание на плац.

Накамуро и Тошимо сошлись снова, и на сей раз короткий меч достиг цели. Один раз. Меч самурая снова трижды обозначил попадание: плечо, живот и снова шея. Судя по поклонам, которыми обменялись противники, поединок был окончен. Тошимо, не торопясь, подошел к Яджиро и Тейдзи:

- Яджиро, продолжим.

Сюгензя с несколько неожиданной для Тейдзи целеустремленностью последовал за самураем. Представив себе, в каком состоянии он окажется завтра, к началу похода в горы, придворный покачал головой. И отыскал взглядом Накамуро. Тот оказался вместе с Акиро возле прочерченной на земле линии для стрелков из лука. В мишени перед каждым уже торчало по две стрелы. Тейдзи еще немного постоял на краю плаца, наблюдая за ними. В стрельбе Накамуро по меньшей мере не уступал Акиро, впрочем, как и другим самураям. Тейдзи удовлетворенно кивнул. Пора было возвращаться к письмам.

* * *

Начинало смеркаться. С галереи, окружавшей внутренний двор, фигуры воинов и самураев уже трудно было различить на фоне плотно утоптанной земли. Впрочем, Тошимо в своем белом доспехе по-прежнему был виден отчетливо. Он все чаще оборачивался к Яджиро, чьи движения к концу целого дня непривычных упражнений становились все более неловкими и затрудненными. Однако сюгензя ни разу не заговорил об окончании тренировки. Так же, как не заговаривал об отдыхе. Тошимо остановился и дал знак воинам, что занятия окончены.

- На сегодня достаточно, - обернулся он к Яджиро. Тот едва держался на ногах. – Кто-нибудь из воинов проводит вас в вашу комнату.

- Нет, - решительно прохрипел Яджиро. – Ванну!..

Стоявший на галерее Тейдзи понимающе улыбнулся и отправил слугу предупредить массажиста.
 

Сказка о тяготах пути, подстерегающих неосторожных придворных в северных горах

После первого дня пути на ночевку остановились на возвышавшимся на плоскогорье холме, поросшим только чахлыми высокогорными деревцами. Солдаты в масках быстро и сноровисто разбили лагерь: натаскали дров и воды, поставили тент, приготовили хворост и еловые лапы для лежанок, развели костер.

- Господа, кто-нибудь из вас собирается заняться ужином или вы предпочитаете, чтобы еду для вас готовили мои люди? - как всегда спокойно-нейтральным тоном поинтересовался Тошимо. Остальные недоуменно-тревожно переглянулись.

- Господин Накамуро, вы умеете готовить? – спросил Тейдзи

- Я? Готовить? – Накамуро сделал удивленное лицо и пожал плечами – Ну... я видел, как это делается...

- Я займусь, – решительно сказал Акиро и шагнул в сторону костра и мешков с припасами.

На ужин был недоваренный подгоревший рис. Правда, надо отдать должное Акиро – посоленный в самую меру. Впрочем, после длинного пешего перехода даже такая еда не была отвергнута.

Утолив голод, путешественники стали готовиться ко сну. Тейдзи без особого желания принялся медленно распутывать завязки непривычной меховой одежды. Раздеваться на таком морозе было, мягко говоря, неприятно.

- Не нужно снимать одежду и обувь. Ложитесь прямо так. Завернитесь в одеяло как можно плотнее. – Тошимо внимательно смотрел на своих спутников и, предупреждая их ошибки, пояснял им бытовые тонкости ночевки в походных условиях. Несмотря на холод и жесткие прутья, коловшие спину и бока, путники заснули практически мгновенно.

К сожалению, на этом сегодняшние тяготы пути не окончились.

Сквозь сон Тейдзи почувствовал, как чьи-то осторожные руки забираются под одеяло и теребят пояс, пытаясь развязать его. Открыв глаза, он увидел прямо над лицом светящиеся в темноте желтые... нет, не глаза, а вульгарные лупетки, принадлежащие существу, более всего похожему на помесь лягушки с человеком. Существо скалило мелкие желтые зубки "пилочкой", за ушами у него болтались подозрительно знакомые алые ленты. Возмущенно заорав, Тейдзи оттолкнул от себя мерзкие лапки и попытался вскочить. Однако вскочить под низким тентом, будучи плотно укутанным в одеяло, оказалось, мягко говоря, затруднительным. Воспользовавшись суматохой, существо метнулось было к выходу. Тейдзи лежа дернулся всем телом за существом и ухватил его за... вроде бы за ногу.

Проснувшиеся от крика путники пытались понять, что за возня происходит в темноте под пологом. В следующий момент полог откинулся. В свете костра на пороге (если можно назвать это порогом) стоял Тошимо с занесенной нагинатой. Теперь все могли рассмотреть отчаянно вырывающегося из рук Тейдзи существо.

- Гоблин, - тихо и равнодушно произнес Тошимо. Тейдзи едва не выпустил из рук "эту пакость", отчаянно извивающуюся всем телом.

Накамуро тоже попытался схватить гоблина, но тот выворачивался как уж. Тошимо несколько секунд молча и не двигаясь смотрел на двух придворных, которые посреди ночи, под походным тентом на вершине лысого холма в Северных горах, пытались скрутить гоблина, путаясь в одеялах. Наконец гоблину удалось-таки вырваться. Он метнулся в сторону, собираясь проскочить под краем тента – и забился, пригвожденный к земле нагинатой Тошимо. Брызги теплой крови разлетелись по одеялам и внутренней поверхности натянутого полотна.

Пока неожиданно разбуженные путники приходили в себя и осматривали распотрошенные вещевые мешки, лежавшие под тентом, солдаты в масках оттащили тело гоблина куда-то прочь с холма.

- До утра еще далеко, – негромко сообщил Тошимо, вновь появившись у входа в палатку. – Вам лучше вернуться к прерванному сну. Акиро, тебе придется разделить со мной стражу на остаток ночи – эти существа владеют магией, которая делает их невидимыми для меня и моих солдат.

Легко сказать – вернуться ко сну после такого. Но усталость взяла свое, и, беспокойно поворочавшись, Тейдзи все же забылся неглубоким тревожным сном.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о битве с каменными псами
или Как один сюгензя одного самурая за руку хватал

Заходящее солнце словно готовилось насадить свое темно-желтое подбрюшье на острый скальный пик, темневший вдали. Вершина же этой горы была будто отломлена. Неровная каменистая площадка; разбросанные по ней валуны. Низкие искривленные деревца отчаянно цеплялись корнями за трещины и щели. Островерхий камень-клык, вздымающийся почти посредине небольшого плато. В разреженном воздухе было тяжело дышать.

Взобравшиеся отвязывали от пояса веревки, вытягивали их и аккуратно сматывали. Тейдзи оказался наверху последним – его поднял на воздушном столбе ками (правда, на просьбу он откликнулся не сразу и неохотно). Еще когда Тейдзи наблюдал за ловко взбирающимся на скалу Накамуро, он не счел нужным скрывать, что подъем с помощью веревок не привлекает его даже как зрелище. Накамуро же, оказавшись наверху, закрепил веревки так надежно, что теперь воинам в погребальных масках пришлось потрудиться, чтобы развязать узлы, затянувшиеся под тяжестью.

Яджиро мял пальцами плечо сквозь меховую одежду. Он взобрался на плато с помощью Горча – и ему этот подъем обошелся дороже всех. Двенадцатифутовый великан с нечеловеческими пропорциями, более всего напоминавшими, пожалуй, горную гориллу, карабкался по скале с необычайной цепкостью. То и дело он останавливался, протягивал лапищу к Яджиро и, ухватив его выше локтя, рывком вздергивал на ближайший к себе выступ. Сюгензя едва ли не каждый раз болезненно кривился и хватался за плечо. Горч серьезно всматривался в его лицо удивительно яркими синими глазами и лез дальше.

- Что с плечом? – тихо и бесстрастно спросил Тошимо.

- Ничего страшного, - Яджиро снова поморщился. – Вывиха нет... похоже, связки растянуты. Это мне не помешает.

Тошимо кивнул и повернулся к своим воинам, отдавая неслышные команды.

Тем временем Тейдзи повел рукой, открывая своему взору мир духов – и, охнув, зажмурился. Сила присутствующего здесь ками была столь велика, что на миг показалось, будто в глаза вонзились длинные раскаленные иглы. Зрение вернулось почти сразу – но болезненное ощущение осталось. Пытаться разглядеть ками получше Тейдзи не стал.

Верхние террасы. Такое же внезапное ослепление – только те иглы не были раскаленными. Обрыв – но не такой, как здесь. И плотный туман, поднявшийся из долины до самого края. Словно приглашал ступить на него – ничего не обещая. Даже того, что удержит над землей.

- Дух земли. Точнее, камня, - сообщил Тейдзи.

- Что-нибудь еще? – поинтересовался Тошимо все тем же бесстрастным тоном.

Тейдзи покачал головой:

- Я не могу его рассмотреть.

Яджиро удивленно приподнял брови, повернулся к камню-клыку, взмахнул рукой, а в следующий миг отшатнулся, прикрыв глаза ладонью.

- Да... дух необычайной силы. Я тоже не смог увидеть больше.

- И что мы теперь будем делать? – Тошимо, как всегда, более всего интересовался практической стороной дела.

- Я собираюсь обратиться к нему, - Яджиро начал разворачивать посох.

- Простите, господа, но не лучше ли нам отложить это до утра, чтобы отдохнуть и набраться сил? – осторожно спросил стоявший чуть позади Накамуро.

- Мы находимся во владениях могущественного духа, - Тейдзи хмурился, но говорил спокойно и даже мягко. – Располагаться здесь на ночлег я бы не стал. Это слишком опасно.

В глазах Накамуро мелькнуло то ли сомнение, то ли что-то еще... но он уже вежливо склонил голову:

- Я полагаюсь на ваш опыт, господин Тейдзи.

- Это не опыт, Накамуро-сан, это только знание. Ками непредсказуемы; в общении с ними опыт может сослужить плохую службу. Накамуро снова поклонился.

Тейдзи принялся осторожно извлекать из-за пазухи два веера. Меховая одежда прекрасно защищала от холода, не стесняла движений, но совершенно не была приспособлена для того, чтобы придворным или сюгензя было удобно носить при себе хрупкие ценные предметы.

Яджиро покачал посох на вытянутых руках, взмахнул им влево-вправо, убеждаясь, что больное плечо и впрямь не будет помехой, и направился к камню-клыку. Встав против него на некотором отдалении, сюгензя полуприкрыл глаза, избавляясь от ненужных сейчас мыслей и чувств, сосредотачиваясь на том, что ему предстояло. Горч последовал было за ним, но остановился поодаль и полуприсел, опершись длинной ручищей о каменистую землю и настороженно оглядываясь вокруг. Тошимо встал позади Яджиро, спокойно положил руку на рукоять; его воины выстроились полукругом, прикрывая щитами людей. Накамуро, отойдя вправо, поправлял что-то в рукаве и за поясом. Акиро медленно вытащил из ножен катану, взял ее обеими руками и замер – точно стрела, спокойно лежащая на уже оттянутой тетиве. Несколько раз открылся и закрылся веер цвета метелок тростника – и один из воздушных ками заинтересовался, спустился вниз, подставил первую ступень незримой лестницы. Тейдзи не спеша стал подниматься по ней. На каждом шагу воздух под ногами уплотнялся в невидимый крепкий настил: ками на удивление охотно принял игру. Так ребенок поворачивает ладошку, по которой ползет божья коровка, не позволяя ей добраться до кончика пальца и пуститься оттуда в полет. Тейдзи это устраивало как нельзя лучше – полет совершенно не входил в его планы.

Все молчали в ожидании. Время словно замерло. Обступившие небольшое плато скалы теснились угрюмыми громадами. Солнце, опускаясь, скользнуло мимо пика, и теперь скальное острие ясно и четко выделялось на фоне тускнеющего диска. Наконец Яджиро воздел посох и заговорил. Ритуал начался.

Раздражение. Словно глухое ворчание из глубин глотки дремлющего вполглаза зверя. Сильнее, громче. Глаза открылись.

Тихо. Спокойно. Я пришел не драться.

Шерсть на загривке встала дыбом. Ворчание перешло в низкий угрожающий рык.

Земля под ногами едва заметно дрогнула. Яджиро оставался недвижим. Тяжелый каменный посох то ли указывал, то ли нацелился на камень-клык. Остальные ждали, готовые ко всему.

Я зову тебя с собой.

Уши прижались. Верхняя губа пошла морщинами, обнажая клыки. Зверь напрягся, готовый прыгнуть.

Ты будешь мне повиноваться! Ты пойдешь со мной!

Посох властно ударил в землю. Яджиро взялся за него обеими руками, высоко подняв голову. Пальцы сомкнулись так, что суставы побелели. Взгляд был устремлен сквозь камень-клык в никуда.

Незримый ошейник захлестнулся на шее зверя, невидимая сеть стянула лапы. В руках – словно тонкая привязь невероятной прочности. Зверь яростно рванулся из пут, готовый драться за свою свободу насмерть.

Земля возле камня-клыка вдруг взбугрилась, и к Яджиро устремилась узкая борозда, словно перевернутый лемех взрезал камень изнутри. Прежде чем кто-либо успел двинуться, борозда прервалась – и перед стеной щитов в один миг поднялся из земли камень, словно зуб в челюсти чудовища. Одновременно несколько валунов разломились изнутри, как яичная скорлупа; осколки смялись в комья – и в атаку бросились звероподобные фигуры, напоминающие грубо высеченных из камня огромных псов.

Началось.

Воины мгновенно сомкнули стену щитов вокруг застывшего неподвижно Яджиро. Блеснуло золото вышивки на алом веере, и на одного из псов обрушилась огненная волна. Другой взвился в прыжке, под ногами щелкнули зубы. Тейдзи поднялся по незримой лестнице еще выше. Акиро стрелой метнулся вперед, и пес не сумел увернуться от его клинка. Стрелы и впрямь просвистели: Накамуро выпустил две разом, и не промахнулся. Тошимо выхватил катану, готовый рубить первого же зверя, который прорвется к Яджиро. Горч обрушил на ближайшего к нему пса удары тяжеленных лапищ, вооруженных крепкими когтями, да еще ухитрился лягнуть его. Зверь осыпался каменными осколками – и словно в ответ, от поднявшегося из земли камня откололся кусок.

Земля под ногами вздрогнула, словно раненое животное, и из нее поднялся еще один камень-зуб. Разломились еще несколько валунов, новые псы бросились вперед. Огонь, стрелы, сталь. Осколки камней. Кровь человеческая.

Камень-клык, против которого стоял Яджиро, начал осыпаться, словно под резцом. Из его толщи проступали черты огромного пса – изваяния, выполненного нечеловеческой рукой.

Разъяренный зверь бился, пытаясь сорвать ошейник, разодрать сеть, кинуться на того, кто провозгласил себя его хозяином.

Нет. Не уйдешь. И не достанешь.

Еще один бешеный рывок, и привязь натянулась, звеня от напряжения, точно готовая лопнуть струна.

Яджиро побледнел, черты его заострились. Устремленный на камень-клык взгляд стал тяжелым и властным – так укротитель смотрит в глаза дикому тигру. Он вел свою битву в мире духов – и там никто не мог помочь ему. Остальные сражались в мире живущих, держа кольцо обороны вокруг сюгензя.

Земля уже не вздрагивала – корчилась в судорогах, но пока что всем удавалось удержаться на ногах. Невидимый лемех прочерчивал все новые и новые борозды; один за одним вздымались каменные зубья, прорывая скальную десну. По всему плато валуны раскалывались, выпуская сокрытых в них до поры каменных псов. Некоторым удалось пробиться мимо Горча к кругу щитов, но Тошимо и его воины пока что не подпустили к Яджиро ни одного. Булыжники раздробленных останков паром дымились в холодном воздухе. Каменные зубья разлетались вдребезги, раня людей крупными раскаленными обломками.

Обрывки сети – в разные стороны. Рывок – и зверь на ногах. Брызги слюны разлетелись мелкими камешками.

Стоять! Все равно будет по-моему.

Не будет! – ответил яростный взгляд.

Ошейник-удавка туже стянул глотку, не дав вырваться низкому рыку.

Глаза человека встретились с глазами зверя. Зрачки в зрачки.

Каменное крошево хрустело, обломки выворачивались из-под ног, земля ходила ходуном. Теперь каменные псы вырывались из-под земли, не оставляя за собой ям и рытвин, словно выныривали из воды. Они были крупнее и свирепее прежних, от них несло жаром подземного огня. Огненные лучи разламывали каменную плоть ничуть не хуже закаленной стали. Однако новые псы появлялись прежде, чем успевали перебить уже примчавшихся. Их становилось все больше. На беглый взгляд – около трех дюжин.

Накамуро и Акиро уже были серьезно ранены. Накамуро успел отступить ближе к Тошимо и продолжал осыпать зверей градом стрел. А вот Акиро оказался довольно далеко, и сейчас пытался прорваться к своим. Очередной удар разнес в крошево бросившегося на него здоровенного пса. Жар от осколков был так силен, что клинок в один миг раскалился добела и словно слегка оплыл, будто несколько часов пролежал в горниле. Акиро перехватил горячую рукоять левой рукой. Каменные псы почти окружили его.

Алый веер широко раскрылся, и холодный воздух наполнил его, словно парус. Тейдзи запрокинул голову. Веер описал широкий круг – и это движение отозвалось низким гулом, похожим на далекий удар гонга. Из-под земли взметнулось кольцо темного пламени с багряными сполохами, окружив стеной в три роста Яджиро и всех, кто находился поблизости от него, включая нескольких псов и камень-зуб. Внешняя сторона стены-кольца полыхнула таким жаром, что уцелевшие псы отступили. До Акиро раскаленная волна не дошла – но он остался снаружи. Один.

Да.

Нет!

Новые ловчие петли взметнулись над зверем. Тонкое узорчатое плетение – жилы души. Все, что мог. Все, что умел. Все, на что был способен. Этих пут нельзя было ни избежать, ни разорвать.

Сумел. Рывком невероятной силы, передавив собственное горло тонким ошейником – в прыжок. Мелькнули клыки, и рваные клочья бессильно опали. Все, что мог. Все, на что был способен.

Вервые за время этого поединка человек и зверь почувствовали, что силы каждого из них не беспредельны.

Очередной камень-зуб вырос в кольце. Оставшиеся здесь, внутри, псы накинулись на Горча; бока великана залили потоки темной крови, он зашатался. Накамуро и Тошимо бросились на выручку. Воины в масках по-прежнему прикрывали Яджиро стеной щитов, отбиваясь от рвущихся к сюгензя зверей и руша вырастающие рядом каменные зубья.

Тейдзи поспешно спустился ниже по незримой лестнице, направляя ее в сторону Акиро.

- Акиро, сюда! Прыгай! Живо! – его голос перекрыл даже грохот, с которым под мечом Тошимо раскололся очередной пес, и фарфоровая маска на миг повернулась вверх. На миг, не больше – сражение за стеной продолжалось.

Акиро замешкался лишь на долю мгновения, но тут же рванулся вперед, к Тейдзи, распластавшемуся на воздушном настиле. Окружавшие самурая звери тут же бросились на бегущую добычу, но ухватить сразу не сумели – а потом беспощадный жар стены заставил их отступить. Каждый вдох обжигал гортань. Акиро взметнулся в высоком прыжке, выбросив вверх руку. Ладонь Тейдзи скользнула по его запястью – и, глотая холодный воздух, он остался над землей, словно подхваченный снизу гигантской ладонью. Тейдзи медленно поднялся, подтаскивая самурая к себе. Оба огляделись. Каменные псы сомкнулись тройным кольцом вокруг огненной стены – пока не приближаясь, но готовые броситься всем скопом, едва палящий жар ослабнет.

- Долго еще продержится стена? – спросил Акиро, увлекаемый Тейдзи внутрь пламенного кольца.

- Не очень.

Зверь не собирался сдаваться. Силы его постепенно убывали, но дух оставался неукротим. Властная рука давила на мощный загривок, пытаясь преодолеть бешеное сопротивление. Клыки яростно хватали воздух совсем рядом с податливой плотью. Человек не знал, находится ли он на пределе собственных сил или уже вышел за эти пределы. Надолго ли еще его хватит, он тоже не знал.

Высота стены мало-помалу уменьшалась. Жар, похоже, тоже ослабевал – тройное кольцо придвинулось ближе и стало плотнее. Сейчас псов было около полусотни. Тейдзи раскинул скрещенные на груди руки с распахнутыми веерами, словно раскрывал объятия. Длинная ветвистая молния сорвалась с его тела, пробив в кольце брешь, однако звери тут же заполнили ее вновь.

Израненные Накамуро и Акиро отбивались от последних оставшихся в кольце псов. Оба едва держались на ногах. Акиро не стал рисковать остывающим клинком, и рубился нагинатой, взятой у одного из воинов Тошимо. Кулачищи Горча раздробили еще одного пса, и великан выпрямился во весь свой громадный рост, стряхивая с лапищ налипшие на них каменные осколки. Длинные когти легли на грудь под ключицами и рывком вспороли толстую кожу, прочертив несколько глубоких кровавых борозд. Горч выбросил ручищи вперед и в стороны; с когтей слетели крупные темные капли. Тошимо напрягся и обернулся; катана в его руке нацелилась на великана. Накамуро задышал свободнее, движения стали четче и точней. С лица Акиро ушла сероватая бледность. Синеву глаз Горча затуманило бешенство – но взгляд тут же стал бессмысленным, и великан тяжело сел, почти упал. Качнулся взад-вперед и застыл.

Еще несколько ударов – и в огненном кольце наступило затишье. Каменные зубья более не поднимались. Псов внутри наконец добили; остальные ждали своего часа, придвигаясь все ближе и ближе. Тошимо окинул взглядом Акиро и Накамуро; поднял глаза на стоявшего высоко в воздухе Тейдзи. Потом посмотрел на камень-клык. Скрытое в нем изваяние наконец предстало глазам целиком: огромный пес с головой, чем-то напоминающей львиную. Весь его облик дышал спокойной, несуетливой готовностью к действию – так страж охраняет врата святилища. В массивном лбу виднелось углубление, из которого словно исходило ярко-зеленое сияние: упавший на изваяние луч заходящего солнца играл на гранях большой грозди кристаллов. Корчи земли стали слабее и реже.

Зверь все больше уставал, но по-прежнему силился вырваться. Хватка человека не усиливались, но и не выпускала. Снова столкнулись взгляды – словно таран ударил в тяжелые ворота и откачнулся назад для нового удара. Слабое зеленое сияние заливало зрение, как пот заливает глаза. Вокруг уже проступали неясные контуры мира живущих, рука властно тянула за привязь, но сопротивляющийся зверь тяжело рванулся назад. Из последних ли сил?

- Яджиро, - раздался из ниоткуда тихий бесстрастный голос. – Кристалл. Я стреляю?

Он знал, о чем идет речь. Но не знал, что будет, если сейчас наконечник стрелы вдребезги разнесет зеленую гроздь.

- Нет.

Тошимо, Акиро и Накамуро стреляли навесом в подступавшее ближе и ближе кольцо псов. Тейдзи, стоя над ними и чуть позади, направлял в зверей сгустки багрового огня, однако куда более слабые, чем раньше. Стена вот-вот должна была рухнуть. И тогда...

Зверь почти готов был признать хозяина. Не покориться – но признать право сильного. Выстоявшего.

Яджиро расправил плечи, выше поднял голову. Перехватил посох, поднимая его вверх. Тошимо мгновенно развернулся в его сторону со стрелой, наложенной на тетиву.

- Я стреляю?

- Да. – Голос сюгензя прозвучал ясно и увереннно.

Тошимо поднял лук и в то же мгновение, словно не целясь, выпустил стрелу.

Зелень, искрясь, брызнула во все стороны. Готовые к броску псы застыли каменными статуями, похожими на те, что ставят у входа в храмы. Яджиро пошатнулся; на миг показалось, будто посох стал невероятно тяжелым, и сюгензя вот-вот выронит его, не в силах удержать.

Удержал.

Перевел дыхание.

Обернулся.

И низко поклонился всем, кто до того стоял за его спиной. Ему ответили столь же низкими поклонами. Зеленый осколок скатился по морде пса-изваяния, блеснув в луче солнца, точно слеза.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о прискорбной судьбе редкой гравюры
или Как Львы и Феникс к одному Скорпиону в гости ходили

* * *

Небо уже было по-настоящему весенним; пахло прохладной свежестью. Армия Львов и Фениксов стремительно продвигалась к пограничным крепостям клана Журавлей.

Яджиро и Тейдзи ехали рядом, о чем-то негромко переговариваясь. Наконец Тейдзи сдержанно кивнул и, подозвав своего слугу, отдал короткое распоряжение. Подстегнув коня, слуга поскакал к головному отряду, где среди сосредоточенных лиц белела фарфоровая маска Тошимо. Яджиро задумчиво оглядывался, словно высматривал кого-то в ровных пехотных колоннах, вдоль которых время от времени проносились гонцы.

В середине дня был объявлен двухчасовой привал. По всей холмистой равнине рассыпались ближние дозоры; полки выставили охрану. Возле пологого холма быстро поставили шатер, в который удалились стратеги . Вскоре туда же провели гонца, явно примчавшегося издалека.

На совещание стратегов Тошимо, вопреки своему обыкновению, не явился.

* * *

- ...а господина Тейдзи я попросил сопровождать меня, - закончил Яджиро.

- Если вы решили отправиться, я иду с вами, - прошелестел бесстрастный голос Тошимо. – Но нам желательно вернуться не позднее завтрашнего утра.

- Сегодняшнего вечера, - вежливо уточнил Тейдзи, стоявший рядом с Яджиро. – Я бы предпочел вернуться еще сегодня. Тошимо тяжелым взглядом посмотрел на придворного. Медленно кивнул.

- Акиро? Накамуро? – белая маска повернулась сперва к одному, потом к другому. Акиро даже не стал отвечать. Только поправил мечи.

- Я бы предложил пригласить с нами госпожу Шосуро Косуми, - осторожно, но настойчиво произнес Накамуро. – Мне кажется, ее присутствие было бы нам крайне полезно.

- Позовите ее, - тихо велел Тошимо.

- Яджиро, - обернулась к сюгензя фарфоровая маска, - теперь объясните мне, зачем мы туда отправляемся?

- Господин Тейдзи рассказал вам о своем видении? – вопросом на вопрос ответил Яджиро. – Том, что было сегодняшней ночью? – уточнил он.

Тошимо и Тейдзи кивнули Яджиро одновременно; тут же на миг переглянулись. И маска вновь обратилась к Яджиро:

- Что вы хотите там сделать?

- Я хочу спросить господина Шу, нужна ли ему помощь, и если да, можем ли мы ее оказать. Тошимо пожал плечами. Этот жест мог означать что угодно.

Вскоре появилась госпожа Косуми в сопровождении Накамуро. Последний за это время успел еще и переодеться, сменив доспех на обычную одежду. Приблизившись, госпожа Косуми обменялась с присутствующими поклонами. Нижнюю часть ее лица скрывала маска клановых цветов, но во взгляде над плотным шелком читался вежливый вопрос.

- Тейдзи сообщил мне о своем прорицании относительно господина Шу , - ровно произнес Тошимо, - и о вашей тревоге по поводу отсутствия известий от него. В свете этого мы считаем необходимым как можно быстрее прояснить ситуацию в вашем клане. Вы окажете нам в этом помощь? Почти не раздумывая, она утвердительно наклонила голову:

- Я в полном вашем распоряжении. Если вы сделаете это, то я и, думаю, вся семья Шосуро будут перед вами в долгу.

...и снова все вокруг – холмы, деревья, полки, пехотинцы у костерков, коноводы с лошадьми, стоящие поодаль воины, виднеющиеся то тут, то там знамена – все это отдалилось, замерло, стало ненастоящим, превратилось в рисунок на ширме размером в мир; и взмах тяжелого копья в руках седовласой пожилой женщины распорол эту ширму, а за ней открылось совсем иное всхолмье, бесплодное и равнодушное, и неподалеку – город, обнесенный стеной, из-за которой вздымались к небу высокие башни, и блеск позолоты на крышах одной из них...

Шестеро шагнули в разрыв мира, который мгновенно затянулся за их спинами.

* * *

Самураи, стоявшие на воротах, и не думали расступаться. Что ж – расступились прибывшие, пропуская вперед юную даму, на лице которой шелковую маску сменила легкая, почти прозрачная вуаль.

- Я – Шосуро Косуми, младшая дочь рода, - властно произнесла она. - Я требую впустить в город меня и моих спутников.

Легкое замешательство. Конечно, они сразу узнали ее. И, похоже, не знали, что делать... Наконец командир стражи решился, махнул рукой – и город семейных резиденций дома Скорпиона распахнул ворота перед странными визитерами, о чьем прибытии почему-то стало известно, лишь когда они были уже совсем недалеко от городских стен. Командир стражи склонился перед госпожой Косуми, произнося положенное приветствие. Она ответила холодным кивком и направилась к башням. Ее спутники последовали за ней.

Город Ночных Лилий разительно отличался от столицы земель Скорпионов. Здесь даже светлые тона казались не столько приглушенными, сколько притемненными. Здесь даже простые дома строили в три, а то и в четыре этажа. Возможно, из-за этого улицы казались значительно уже, чем были на самом деле. А может, так казалось из-за того, что завидев шествующую перед процессией госпожу Косуми, люди с почтительной быстротой расступались к домам, освобождая середину улицы. В самих же домах приоткрывались решетчатые створки и чуть-чуть сдвигались закрытые двери. Тейдзи не нужно было оборачиваться, чтобы видеть, что никто не смотрит им в спину – но и скользившие мимо взгляды ощущались, словно нацеленные, но не готовые ударить копья. Пока не готовые.

Благородная госпожа Шосуро Косуми, одетая в цвета дома Скорпиона, шла впереди, высоко держа голову. Гордая, спокойная, изящная. Красивое лицо ничего не выражало; кончики тонких пальцев прятались в рукавах. Идущему за ней высокому широкоплечему самураю в фарфоровой маске, белом доспехе и накидке цветов дома Льва приходилось укорачивать шаг, иначе рукояти его мечей ткнулись бы госпоже Косуми в спину. Носи он за спиной флаги – и прохожие, пожалуй, тревожно заозирались бы, высматривая следующие за ним полки. Однако за самураем следовали не полки, а два неуловимо похожих друг на друга человека. Похожих, несмотря на разные рост, сложение и внешность, несмотря на то, что на лице одного явственно читались властность и сознание права на нее, а на лице другого – сосредоточенность и некоторая отрешенность. Один был одет в сдержанные цвета дома Льва, другой – в яркие цвета дома Феникса; в руках у одного был изысканный темный веер, у другого – каменный посох. Но неуловимое сходство проглядывало сквозь все эти различия. В тех же двоих, что замыкали процессию, сходства не было ни капли. Еще один самурай в накидке дома Льва поверх тяжелого доспеха, твердый и уверенный шаг, прямой взгляд – и молодой человек неброской внешности, спокойный и внимательный, в обычной одежде неярких тонов. Эти шестеро шли вперед, не глядя по сторонам и словно не замечая ни уступающих дорогу, ни взглядов из окон и с внешних галерей, ни того, что при их приближении стихают все разговоры, ни стражников, что останавливались и, в отличие от горожан, провожали процессию тяжелыми взглядами, поудобнее перехватывая оружие.

Всего неделю назад Великие Дома Журавля, Дракона и Единорога официально объявили кланы Льва, Феникса и Богомола, а также их союзников изменниками и вероломными заговорщиками, которые ради собственных амбиций развязали кровопролитную войну. Трое из идущих сейчас по городу были известны как организаторы и вдохновители этого заговора, подозрительно напоминавшего заговор Голоса Крови. Скоропостижную смерть господина Мосагаро, прежнего Радетеля дома Феникса, также относили на их счет.

Шесть человек шли к башням самыми широкими и людными улицами.

Начал накрапывать дождик. Ни один из шестерых не ускорил шага. Мелкая морось продолжалась, пока последние двое не вступили в крытую галерею, ведущую ко входу в многоэтажную башню с золочеными крышами, резиденцию семьи Шосуро. Лишь тогда дождь полил как из ведра. Донесся глухой раскатистый удар грома – началась первая весенняя гроза.

Впустили их на удивление легко.

* * *

Внутри башня оказалась роскошной. Но этой роскоши было слишком много. Каждая отдельная вещь сама по себе действительно была превосходна, но собранные все вместе, они невероятно утомляли взгляд, вынужденный перескакивать с одного на другое, не имея возможности остановиться хоть на чем-нибудь.

Госпожа Косуми, едва войдя, направилась к лестнице, ведущей на верхние этажи.

- Вход в резиденцию семьи Шосуро охраняют люди из семьи Баюши... – негромко произнес Тейдзи в пространство.

- У нас мало времени, - точно так же отозвалась госпожа Косуми, не оборачиваясь. –. Как только о нас станет известно тем, кто имеет право отдавать приказы, его не останется совсем.

- Г-госпожа... – раздался дрожащий старческий голос.

Судя по одежде, старик скорее всего был домоправителем. Он смотрел на юную госпожу с тревогой и страхом:

- Это вы... к-как же вы... здесь?.. – И, опомнясь, он низко склонился перед ней.

Госпожа Косуми ответила коротким кивком.

- Господин Шу наверху? – спросила она.

- Да... на самом верху... – старик взял себя в руки, но страха и тревоги в нем не убавилось.

- Хорошо. Иди вперед.

Еще раз поклонившись, он начал подниматься первым, что несколько замедлило продвижение по лестнице. Хотя, возможно, это было и к лучшему – лестницы казались бесконечными, и если самураи не выказывали признаков усталости, то Тейдзи пришлось нелегко. Считать ступени он бросил, перейдя за третью сотню. Передышку от подъема, казавшегося бесконечным, давали только переходы по запутанным внутренним коридорам с одной лестницы на другую.

Каждый последующий этаж, обставленный и украшенный все с той же чрезмерной роскошью, был несколько меньше предыдущего. И чем выше, тем более изящные и изысканные вещи там хранились. Порой редчайшие произведения искусства встречались в самых неожиданных местах. Так, в коридоре, просто на стене в коридоре висела восхитительная гравюра мастера, работ которого во всей Империи насчитывалось менее десятка. Счастливые владельцы его гравюр если и вешали их на стену, то в отдельной комнате, а то и в отдельном павильоне – но никак не в коридоре, соединяющем узкую комнату непонятного назначения с лестницей на внутреннюю галерею. Единственное, что, пожалуй, указывало на то, что и здесь работы этого мастера ценили высоко – на этой стене больше ничего не было. Накамуро задержал взгляд на гравюре и едва не сбился с шага.

* * *

Верхний этаж башни был небольшим. Короткий широкий коридор – и всего одна дверь.

- Вы можете открыть? – обернулась госпожа Косуми к своим спутникам.

- Если не имеет значения, останется ли дверь целой – да, - ровно ответил Тошимо.

- Не имеет.

- Позвольте мне, господа, - Накамуро уже извлек откуда-то небольшую связку странных металлических стерженьков с изгибами и, шагнув вперед, склонился над замком.

- Остор... – договорить госпожа Косуми не успела. Накамуро едва сумел отдернуть руку. Из замка торчала короткая острая игла. Металл слегка отливал зеленым.

- Позвольте мне напомнить, господа, что у нас чрезвычайно мало времени, - негромко произнес Тейдзи, засовывая за пояс так и не раскрывшийся боевой веер.

Госпожа Косуми отступила в сторону и сделала Тошимо приглашающий жест. Примерившись, самурай с короткого разбега ударил в дверь плечом, и та рухнула внутрь комнаты. Тошимо, оказавшийся внутри, выпрямился, отступил в сторону, освобождая проход, и церемонно поклонился человеку у окна, обернувшемуся на грохот.

...самая комната – то же чрезмерно богатое и пышное убранство, те же подушки, драпировки, ширмы, шкатулки, вазы, свитки, какие-то мелочи, безделушки, еще что-то, тот же самый низкий столик, и решетчатая створка... только в видении окно было приоткрыто, и он смотрел, бегло заинтересовавшись чем-то снаружи... и башня полыхала; скрипели и проседали балки, лопался фарфор, огонь охватывал шелк, бумагу, легкие деревянные планки, гудел на лестницах, поднимаясь все выше, и вот уже на стоящем у окна затлели полы одежды, занялись кисти на свисавших с пояса шнурах, но он стоял все так же неподвижно и смотрел на улицу с тем же выражением мимолетного интереса на лице...

Господин Шосуро Шу невозмутимо обменялся поклонами с вошедшими:

- Не могу не отметить, что ваше появление весьма своевременно, господа. К моему величайшему огорчению, сегодня я не могу предложить вам в полной мере воспользоваться гостеприимством семьи Шосуро, однако надеюсь, у меня еще будет такая возможность. Но сейчас... – он мельком глянул на гопожу Косуми; та едва заметно повела бровью, - сейчас нам, пожалуй, следует поскорее удалиться, если не возражают эти господа... – он повел рукой, указывая на дверь. Выход из комнаты загораживал человек в доспехах и шелковой маске, с двумя мечами за поясом. Позади него стояли воины.

- Уходите, - коротко бросил Тошимо своим спутникам и господину Шу.

* * *

Господин Хиротага, глава семьи Баюши дома Скорпиона, сдержанно поклонился в ответ на вызов Тошимо и потянул из ножен мечи. Воины, повинуясь его кивку, перекрыли выход – вмешиваться в поединок они не собирались. Принимая боевую стойку, Тошимо взглянул на противника иным зрением – перед ним был Вознесшийся. В следующий миг движения господина Хиротага утратили нарочитую медлительность, и два его клинка стремительно мелькнули в воздухе. Поединок начался.

Яджиро перехватил посох, положив его на сгиб руки, и той же рукой очертил рядом с собой круг на полу. Пол чуть дрогнул, и ковер в месте круга слегка вмялся внутрь. Акиро ногой отшвырнул его – в каменном полу оказался сквозной проем в комнату этажом ниже.

- Акиро, Накамуро, остальные за вами, - Тейдзи указал алым веером на проем, и в тот же миг Яджиро спрыгнул вниз. Тейдзи посмотрел ему вслед и покачал головой.

Накамуро тут же последовал за сюгензя. Снизу донеслись странные глухие щелчки; в проеме мелькнуло движение; кто-то охнул. Похоже, этажом ниже уходящих поджидали.

Здесь же, наверху, воины господина Баюши не собирались выпускать как незваных гостей, так и хозяина башни. Поединок – дело чести, но в нем участвовали лишь двое. Несколько человек слаженно надвинулись на Акиро; один из них выставил перед собой обнаженный клинок. Самурай слегка поклонился им и развел руками, в одной из которых уже держал катану.

- Прошу извинить меня, господа, - с сожалением произнес Акиро. – Я бы охотно принял ваш вызов, но у меня есть приказ, и сперва я обязан его выполнить. Сожалею. – И спрыгнул.

За ним последовали господин Шу и госпожа Косуми.

Тейдзи раскрыл бледно-лиловый веер со светло-синим узором на нем, но уже на втором взмахе планки веера разлетелись в мелкую щепу, раздирая шелк, словно сжатые в громадном кулаке. Скривив губы, Тейдзи швырнул обломки вниз – и в тот же миг удар Тошимо рассек плечо и грудь господина Хиротага, но вместо потока крови в воздух хлынули нетопыри, словно каждая капля отворенной крови Вознесшегося обратилась летучей мышью. Стая с пронзительным писком заметались по комнате. Ответные взмахи мечей господина Хиротага были обманчиво-легки – касания, не удары – но и они достигли цели.

- Яджиро! – громко и четко произнес Тошимо. – Не делайте дыры одну под другой! Мне предстоит вас нагонять!

Тейдзи вынул из рукава новый веер. Несколько взмахов – и слегка оттолкнувшись рукой от стены, он оказался над проемом. Воздух держал его.

- Ждем вас ниже, господин Тошимо, - произнес он, разминая запястье, и скрылся в проеме, словно провалился в него. Воины господина Баюши опоздали совсем чуть-чуть.

Внизу уже красовался очередной проем в полу, рядом с первым, оказавшимся теперь на потолке. И там, этажом ниже, бой еще не окончился. Возле проема стоял сейчас только Накамуро, у его ног недвижно лежал воин в маске Скорпиона. Кромка боевого веера в руках молодого человека была залита кровью. А у дверей воины в таких же масках что-то поспешно делали со странными устройствами, напоминавшими короткие луки, горизонтально лежащие на толстых подставках. О самострелах, привезенных из-за моря Единорогами, Тейдзи доводилось слышать, но видеть - впервые. И как бы то ни было, он не ожидал увидеть их у Скорпионов – до сих пор Единороги весьма ревностно охраняли секреты большинства своих чужеземных открытий. Воины закончили возиться с самострелами, навели их на стоявших у проема в полу, и снова послышались те самые сухие щелчки.

Тейдзи ухватился за какие-то драпировки, перетянул себя к проему вниз и воззвал к духу земли и камня. Отклик пришел немедленно. Но это не был ками Храмовой Стражи, которого они разыскали за Северными горами. Кто-то иной, хорошо знакомый и одновременно странный и чуждый, охотно отозвался на просьбу и исполнил ее. Совсем как было до ночи Предательства Душ. Но сейчас не было времени думать об этом. Повинуясь короткому властному жесту Тейдзи, каменная стена отгородила стрелков от них с Накамуро. Они переглянулись, Тейдзи слегка кивнул, указывая на проем, и Накамуро спрыгнул вниз. Тейдзи задержался еще ненадолго. Пронзительный резкий писк наверху усилился; несколько нетопырей пролетели в дыру в потолке и теперь носились и по комнате. Тошимо не было. Пожав плечами, Тейдзи придвинулся к проему в полу и провалился еще на один этаж.

Здесь дела шли не слишком хорошо. Воины с алебардами теснили раненого Акиро. В дверях стрелки изготавливали чужеземное оружие к залпу. Госпожа Косуми прикрывала собой господина Шу, крутя в пальцах тонкие заостренные спицы. Накамуро после прыжка оказался позади обоих Скорпионов.

- Берегитесь, сюрикены! – выкрикнул Накамуро госпоже Косуми, коротким точным движением метнул в одного из стрелков несколько звездочек и бросился на помощь Акиро.

В тот же миг раздались щелчки, и в плечо госпожи Косуми воткнулась короткая толстая стрела; она со странной полуусмешкой бросила косой взгляд на Накамуро. Однако стрелок, ставший мишенью для сюрикенов, дернулся всем телом, выронил самострел и медленно завалился набок.

Тейдзи снова повел рукой, отгораживая стрелков каменной стеной. Господин Шу покивал и повернулся лицом к сражающимся. На миг мелькнули его руки, до того прятавшиеся в рукавах – и спрятались снова. Один из воинов Баюши, хрипя, осел на пол. Второй упал, захлебываясь кровью – боевой веер Накамуро перерезал ему горло.

Яджиро тем временем проделал в полу очередной проем. Внизу тускло блеснули наконечники тяжелых копий.

- Как там дела у господина Тошимо? – спросил сюгензя.

- Полагаю, хорошо, - отозвался Тейдзи и, склонившись над проемом, резким движением раскрыл над изготовившимися внизу воинами очередной веер, клановых цветов.

С веера в лица воинам прянула оскаленная львиная морда; двое не выдержали и метнулись прочь. Тейдзи сделал приглашающий жест, и Накамуро с Акиро спрыгнули вниз, расчищать дальнейший путь. Наверху послышался глухой тяжелый удар, со следующим таким же ударом рядом приземлился Тошимо, встреченный вопросительными взглядами.

- Я не знаю, убит ли он, - ровно и бесстрастно сообщил самурай. – Он рассыпался нетопырями. Верх башни горит. Нужно спешить, иначе нас захватит огонь. – И, не тратя более времени, спрыгнул вниз, к Акиро и Накамуро.

Пока они спустились всего на два этажа. Тейдзи очень хорошо знал, насколько не беспредельны его возможности.

- Господин Шу, сколько этажей в вашей башне?

- Восемнадцать, - любезно уведомил господин Шу.

* * *

С прибытием Тошимо дело пошло быстрее, однако к тринадцатому этажу стало ясно: не успеть. Пожар распространялся с невероятной скоростью; наверху уже обрушивались стены. Однако воины семьи Баюши честно выполняли свой долг, на каждом этаже встречая пробивающийся вниз отряд копьями, клинками и залпами из самострелов. Они готовы были погибнуть в огне вместе с незваными гостями, но не дать им вырваться из ловушки. Единственным, кто оставался пока невредим, был господин Шу.

- Подождите, - остановил он Яджиро, уже поднимавшего посох, спеша проделать в полу очередной проход вниз. Подошел к одной из стен, откинул драпировки, что-то сделал – и часть вполне себе каменной стены сдвинулась вбок. За ней оказалась дверь. Господин Шу обвел всех вопросительным взглядом. Накамуро вновь извлек связку стерженьков и склонился над замком. Но сейчас, после изнурительного боя, в котором он принимал на себя первые удары наравне с Тошимо и Акиро, под треск ломающихся балок, грохот рушащихся стен, звон лопающегося фарфора, он никак не мог сосредоточиться.

- Позвольте? – протянула руку госпожа Косуми.

Накамуро с поклоном передал ей всю связку. Ей понадобилась всего пара минут – и дверь распахнулась.

За ней была крохотная комнатка, более всего напоминавшая маленькую кладовку. Очень маленькую. Подвешенную на уходящих вверх и вниз толстых веревках, к которым крепились какие-то блоки и колеса. Господин Шу сделал приглашающе указал на эту каморку.

- Минутку, - отозвался Яджиро и несколькими стремительными взмахами тяжелого посоха создал каменное кольцо, похожее на жернов, над комнаткой, оставив веревки свободно идти в середине кольца. Господин Шу с вежливым интересом посмотрел на результат, чуть усмехнулся и вместе с госпожой Косуми подал гостям пример. Тейдзи коротким взмахом веера вернул себе обычный вес и вместе с Яджиро последовал за Скорпионами. В каморке стало тесно. Очень тесно. Когда же туда вошли Акиро и Накамуро, все шестеро оказались плотно притиснуты друг к другу. Тошимо, не раздумывая, шагнул внутрь, вдавив всех остальных в стены и друг в друга, и захлопнул за собой дверь. Стало практически невозможно пошевелиться.

Господин Шу с усилием высвободил одну руку, нащупал у себя над головой какой-то рычаг и дернул за него. Каморка дрогнула, и пол ушел из-под ног. Тейдзи оставалось только порадоваться, что он вовремя вернул себе весомость – он не был уверен, что успел бы среагировать. Господин Шу наблюдал за гостями с легкой лукавинкой во взгляде.

Это продолжалось долго. Наконец каморка еще раз вздрогнула и замерла. За спиной Тошимо снова была дверь. С трудом заведя за спину руку, он открыл ее – и все семеро оказались то ли в крытом внутреннем дворе, то ли в одном из внешних помещений башни... Неважно; главное – теперь они стояли на земле. Можно было возвращаться.

...объятая огнем башня рушилась внутрь себя; взмывали снопы искр, столпы пламени яростно вздымались к небесам, испуская клубы темного дыма, позолота стекала с крыш, а там и сами крыши охватывал огонь, и хлопья пепла сыпались на запрокинутое лицо, а запах гари пропитывал легкие; стена рядом была уже горячей – или это только казалось из-за того, что над головой бушевало неукротимое пламя, поглощая фамильную резиденцию семьи Шосуро, превращая ее в ничто, в пепел, гарь и копоть на камнях...

Кто-то потянул Тейдзи за рукав – и лишь тогда он вместе со всеми шагнул в разрыв мира, ведущий к шатру со стягами клана Льва. Накамуро в последний миг обернулся, но не остановился.

- Та гравюра... - тихо и печально произнес он.

Мир снова стал целым.

* * *

Только что вышедшие из шатра стратеги с некоторым удивлением обнаружили неподалеку от входа нескольких благородных господ, в том числе руководителей всей этой кампании, израненных, распространяющих вокруг себя горький запах дыма – и в сопровождении высокородного господина Шосуро Шу из клана Скорпиона, совершенно невредимого, вежливо поклонившегося стратегам в знак приветствия. Ему ответили не менее вежливыми, но довольно сдержанными поклонами. Генерал Такено перевел взгляд на Тошимо.

- Осады не будет, - сухо сообщил он. – Журавли принимают бой.

Тошимо поклонился.

Армия уже снималась, готовая продолжать марш.

* * *

К вечеру огонь стих. Фамильная резиденция семьи Шосуро стояла в руинах. Обломки закопченных стен торчали вверх надколотыми клыками. Во время пожара внутри было настоящее горнило, так что металлы плавились, текли, а потом застывали в трещинах камней или на поверхности плит причудливыми формами. Никто из расставленных снаружи стражников и воинов не видел, чтобы господин Шу или госпожа Косуми, или же нежданые и незваные гости города Ночных Лилий покидали башню до окончания пожара.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о битве под стенами Стража Северных Границ
или О весенней встрече познакомившихся осенью

Стены крепости, заслуженно носившей гордое название "Страж Северных Границ", вовышались впереди – и подход к воротам перекрывали боевые порядки. Знамена, стяги, клановые цвета: конница Единорогов, пехота Драконов, лучники Журавлей. Господин Иде Осаки из клана Единорога, командующий войском, похлопал коня по шее и, выпрямившись, устремил взгляд на показавшиеся на дальнем конце поля полки противника.

* * *

- До чего приятные, удобные рощицы... что на этой стороне поля, что на другой...– неизвестно с кем поделился соображениями господин Шу, ехавший неподалеку от Яджиро.

Самурай, командовавший этим полком, услышал его и нахмурился. Яджиро же внимательно слушал высокую женщину в серо-белых одеждах, время от времени кивая. Горч, возвышавшийся над головами всадников, шагал чуть позади коня Яджиро, неотрывно глядя на сюгензя пронзительно-яркими синими глазами.

Время разговоров прошло. Командующий дал сигнал, и воины перестроили ряды. Конники пока еще придерживали лошадей, не давая отстать лучникам и пехотинцам. Плотно сомкнув строй, Львы и Фениксы тяжелым клином надвигались на армию, защищавшую Стража Северной Границы.

Воины в темных масках словно из ниоткуда возникли прямо перед наступающими. Будто стволы деревьев, колыхнувшись, выпустили на поле отряды, ударившие разом с двух сторон. Первые ряды уже вмялись в строй Львов, когда из леса наконец показались командиры засад – и флаги Скорпионов. Львы развернули строй, сдерживая атакующих. Конные отряды под коричнево-золотыми знаменами широкими дугами разъехались направо-налево.

Земля дрогнула и затряслась от топота копыт. Во фланги засадным отрядам понеслась тяжелая конница. Командир в черной маске прокричал приказ, но завершить перестроение Скорпионы не успели. Сверкающие наконечники копий, боевые маски всадников, покрытые пеной морды коней... отряды были буквально смяты и растоптаны. Конники завершили разворот и, снова сомкнув строй, широкой рысью двинулись дальше, навстречу основным силам противника. На залитой кровью земле среди трупов остался втоптанный в землю десятками конских копыт черно-фиолетовый стяг.

Основные силы Львов последовали за конницей.

- Я так и не смог вспомнить его имени... - Тейдзи еще раз перебрал поводья и снова бросил взгляд в ту сторону, где несколько минут назад стоял, отдавая приказы, командир поверженных Скорпионов. Почему-то эта деталь неприятно беспокоила его.

Лучники обеих сторон приготовились к атаке. Командиры одновременно выкрикнули приказ, и воздух потемнел от тысяч стрел, наполнившись гулом и свистом, словно порыв ветра поднял в воздух огромную стаю жужжащих мух. Но у этих мух были стальные жала и они жалили насмерть. Ряды армии Единорогов, Драконов и Журавлей колыхнулись – войско двинулось навстречу противнику.

Вскоре бой кипел уже по всему полю. Передовые отряды конницы Единорогов завязли в глубоких рядах тяжелой пехоты, и потеряв разбег и преимущество в маневрировании, стали легкой добычей для Львов.

В центре поля подоспевшая пехота Львов обрушилась на врага, но элитные полки Драконов отражали атаку за атакой и уже готовились к контрнаступлению. Подскакав ближе, господин Мацу Шоно спрыгнул с коня, вскинул руки – и алые ленты на рукавах языками пламени забились на ветру. Огненный смерч прокатился по строю Драконов, оставляя на земле обгорелые тела и корчащихся раненых.

Тем временем конница Львов все глубже врезалась в строй противника. Этот прорыв оказался неудержим. Пехотинцы сомкнули щиты, выставив тройной ряд копий, и первые ряды почти тут же были смяты элитной кавалерией Эйганджо. Воины Драконов держались стойко, сохраняя строй и выставляя новые и новые стены щитов и копий взамен рушившихся под конскими копытами и клинками всадников. Но было понятно - этот натиск им не сдержать. Командующий войском отдал приказ пехоте отступать, сделал знак – и его отряд двинулся навстречу коннице Львов.

* * *

Господин Иде Осаки выехал вперед, сошел с коня и, стремительным движением выхватив клинок, наставил его на самурая в погребальной маске, едущего в первых рядах. Тошимо поднял руку, и его всадники остановились. Мертвый Лев спешился, не глядя кинул повод подскочившему воину и неспешно направился к противнику. Битва вокруг стихала. Взгляды устремлялись на небольшую площадку у самой крепостной стены, где вот-вот должны были сойтись в поединке два полководца.

Оба были в парадных, богато украшенных доспехах, за спинами обоих развевались знамена. На лиловом дивный зверь ки-рин встал на дыбы, гордо вознося к солнцу свой рог. На коричневом воинственно оскалил клыки золотой лев.

Тошимо вынул меч из ножен, и противники поклонились друг другу. Когда господин Осаки выпрямился, на лице его застыла странная горькая полуулыбка.

- Может быть, я хоть что-то наконец сумею сделать правильно, – тихо произнес он и принял боевую стойку.

Бойцы замерли неподвижно, внимательно изучая друг друга. Меч господина Осаки был массивнее и длиннее, прямой, обоюдоострый - явно работа гайдзинских мастеров. На вид он казался тяжелым, но господин Осаки держал его без видимых усилий. Тошимо хорошо помнил этого юношу. Осенью, в столице. Тогда он был испуганным и растерянным - и одновременно пытался сохранить важность и достоинство. Смешно. Он очень изменился. Повзрослел. В углах губ появились горькие складки, на лбу прибавилось морщин. "А ведь он теперь - вознесшийся, они не стареют," - подумал Тошимо. И сделал шаг вперед.

Мелькали клинки, сыпались удары. Господин Осаки двигался необыкновенно быстро и легко. Удары его меча были столь стремительны, что глаз не успевал за ними следить. Он кружил вокруг противника, перемежая неожиданные резкие выпады с не менее неожиданными уходами, разворотами, финтами. Как шелковый флажок на ветру: каждый миг кажется, что вот-вот он сорвется и улетит - но он всегда остается здесь. Тошимо двигался как обычно - неспешно и размеренно. Рядом с таким противником его движения выглядели нарочито замедленными, словно при выполнении учебных ката. Казалось, головокружительный вихрь ударов не оставляет шансов Мертвому Льву. Но прямой клинок Единорога, откуда бы он не приходил, встречал на своем пути блок или скользил по пластинам доспеха. И не от всех ударов Тошимо противнику удавалось уклониться.

Это был странный поединок. Каждый уже пропустил несколько ударов, но одежды и доспехи противников не окрасились алым. Клинок Тошимо по-прежнему был чистым и сверкающим; на прямом мече Единорога темнели почти черные пятна крови, давно свернувшейся и застывшей.

Они разошлись, на миг застыли друг против друга. Тошимо посмотрел противнику прямо в глаза:

- Похоже, ты опять ошибся, – и его клинок обрушился вперед и вниз.

Вознесшийся легко ушел в сторону - но удар Мертвого Льва был рассчитан как раз на это движение.

Иде Осаки, командующий объединенным войском Единорогов, Журавлей и Драконов пошатнулся и выронил меч. Мгновение он стоял, глядя в сухие глаза за фарфоровой маской; затем опустился на колени и склонил голову. Он был готов принять последний удар.

Тошимо вложил меч в ножны, молча развернулся и зашагал к своему отряду. Один из воинов уже бежал навстречу, ведя его коня. Господин Осаки поднялся с колен и, немного помедлив, последовал за самураем.

- Я готов служить вам, если вы примете мою службу.

Тошимо обернулся, смерил его внимательно-оценивающим взглядом, коротко кивнул и вскочил в седло.

Ворота Стража Северной Границы медленно раскрылись перед победителями.

(c)Gremlin, Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Без названия

Солнце медленно опускалось за горизонт. Его лучи подкрашивали багрянцем вазу в углу, расписанную тигриными полосами цвета осенних листьев и топленого молока. За окном стояла тишь, но по комнате, ни на миг не стихая, гулял прохладный ветерок. Казалось, будто здесь почти неощутимо пахнет палой слежавшейся листвой и горьковатым дымком, с каким догорают бумажные деньги на алтаре поминовения. Но нет, едва уловимые запахи никуда не исчезали. Не казались. Были.

Он стоял спиной к окну. Двадцать два; может быть, двадцать три. Не очень высокий. Коротко остриженные темные волосы. Спокойное лицо. Внимательный – и все же слегка отстраненный взгляд. Морщинки у глаз. И прохладный ветерок. И едва ощутимый запах палой листвы. Средний сын в семье. Говорящий с духами. Один из Малых Богов.

Не нужно было уметь обращаться к духам, чтобы понять: он уже перешел за ту грань, где выгорело и распалось все, что еще имело для него значение. Вера и честь, долг и позор, жизнь и смерть... Чем бы они ни были для человека, которым он был, и для духа, которым стал, несколько часов назад они превратились в слова, за которыми – пустота выжженного неба. И ничего более.

Не нужно было уметь обращаться к духам, чтобы понять – но те, кто умел, чувствовали эту пустоту в нем особенно остро.

Он рассказывал, не скрывая ничего и ни о чем не умалчивая. Говорил спокойно – и немного отстраненно. Так же, как смотрел. Словно смотрел – не он. Словно говорил – не о себе. Лишь ветерок порой на миг становился чуть холодней, а запах горьковатого дыма – чуть острее.

Ни талантов, ни дарований – этого не восполнишь никаким усердием. Но вдруг – возможность. Найти свое место. Делать свое дело. Доказать, что ты живешь на свете не зря.

Тот столичный храм был одним из первых. Нелепая, но от того не менее ужасная оплошность – и чудовищное шествие Крадущих Души.

Тяжесть такой вины давит не на плечи. Нет ничего страшнее памяти. Но и это уже выгорело в нем. Изошло дымом над остывшей золой.

Он был готов ко всему, но не к этому. Не понести наказание – но искупить. Стать одним из духов, чтобы заменить людям тех, кто взбунтовался в Ночь Предательства Душ. Он согласился. Путь Вознесения он прошел до конца.

Не жить в мире – но быть частью мироздания. Лишь тогда понимаешь, что мир, каким он был много столетий, крошится, как сухое печенье в пальцах, и вот-вот перестанет существовать. Невероятное могущество – и болезненно-острое осознание невозможности бытия. Другие вознесшиеся уже уходили. Их оставалось все меньше. Он был одним из последних. И надеялся, что его счет идет не на часы, а на дни.

Нет, он не был глупцом. Он понимал, что армия, во главе которой он был поставлен, не сможет победить. Сдержать натиск, связать боями, заставить терять людей и время. Не дать прорваться туда, где идет главная битва. И достойно умереть. Но и здесь он потерпел сокрушительное поражение. Во всем.

...ожидание удара, которого не последовало...

...и горьковатый запах пепла на алтаре поминовения...

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о битве за Запретный Сад

* * *

Шесть дней назад большая часть армии Львов покинула Стража Северных Границ и форсированным маршем направилась к Запретному Саду, где полки Журавлей под командованием стратега Дайдодзи Ёнэда должны были дать решительный бой Фениксам. Радетель и Поборник Львов вместе с генералом Такено и Тошимо оставались здесь, на побережье – им предстояло взять еще одну цитадель Журавлей и снять осаду с крепости Восходящей Луны, в которой были собраны практически все силы Богомолов.

Тошимо стоял у ворот, провожая уходящие войска. Тейдзи поймал на себе пристальный немигающий взгляд, подъехал к самураю и придержал коня.

- Вы должны найти способ убедить господина Ёнэда задуматься о происходящем и его роли в этом, - глухо и бесстрастно проговорил Тошимо.

- Что ему сказать, я знаю, - спокойно ответил Тейдзи.

Тошимо кивнул и сделал шаг в сторону.

* * *

Взмах веера поднял с ладони письмо, сложенное "журавликом". Взгляд стоявшего рядом Иде Осаки подхватил его – и "журавлик", замахав крыльями, взвился в воздух и понесся на северо-восток. Тейдзи обернулся, пряча веер в рукав; с благодарностью поклонился. Господин Осаки медленно кивнул, взгляд его снова стал отсутствующим. Он отвернулся и направился к конному полку, которым ему предстояло командовать в сегодняшней битве. До ее начала оставалось около двух часов.

Генерал Дайдодзи Ёнэда в свои двадцать пять лет был лучшим стратегом Империи и одним из лучших ее воинов. Мало кто в доме Журавля пользовался таким же влиянием. И использовать это влияние он, похоже, умел: армия Журавлей более чем вдвое превышала объединенные силы Фениксов и Львов. А предстоящая битва была не только битвой за Запретный Сад. Судьба Великого Дома Феникса висела на тонкой шелковой нити, и меч в руке не знавшего поражений военачальника уже начал замах.

Добиться встречи с господином Ёнэда за все эти дни так и не удалось. Армия Фениксов и Львов уже выстраивалась перед стеной Запретного Сада. Сражение обещало быть тяжелым и кровопролитным.

* * *

Коричнево-золотые флаги Львов почти терялись среди оранжевых, красных, желтых. Фениксы вывели все войска, что мог выставить клан. Ждать помощи им было неоткуда. На дальнем конце поля двойной линией выстроились полки Журавлей под сине-белыми знаменами. За холмами, по донесениям разъездов, стоял резерв примерно такой же численности.

Был конец первого месяца весны, снег давно сошел, но земля оставалась сухой и плотной, словно так и не оттаяла после морозов. Ни травинки, ни ростка. Деревья по-прежнему стояли голыми. Ни единой почки. Ни разу за все эти недели не было слышно птиц. Не зная точно, какое сейчас время года, можно было бы лишь удивляться, сколь сухим выдался в этом году последний месяц осени.

...весны не будет, благородный господин Тейдзи...

Полководцы дали сигнал почти одновременно – и армии двинулись навстречу друг другу. Фениксы и Львы держали плотный строй "клином". Журавли, напротив, забирали все шире, охватывая противника полукольцом, внутри которого медленно набирала разгон тяжелая конница. Генерал Ёнэда возглавлял ее передовой полк.

Господин Шосуро Шу держался слева и чуть позади Тейдзи, как и в битве у Стража Северных Границ. Тейдзи мельком удивился, как быстро он перестал замечать его почти постоянное присутствие за левым плечом. Но лишь мельком – ехавший во главе отряда Акиро подал знак, и всадники перешли на рысь, стремясь не допустить разрыва с конными полками господина Мизуру и господина Осаки.

Конница Журавлей поднялась в галоп.

* * *

Они словно выросли из-под земли. Как будто безлистные сливы и яблони выпустили их из растрескавшихся за зиму стволов. Пять отрядов почти мгновенно выстроили плотный заслон на пути полка под предводительством генерала Ёнэда. Все эти люди были в мешковатых серо-коричневых балахонах с капюшонами; флагов или других знаков не было. Волосы у всех были зачесаны вперед – лица же скрывались под погребальными масками. Движения были нечеловечески резкими – у всех, кроме пятерых командиров в таких же балахонах и масках.

Голос Крови.

И поднятые ими мертвецы.

Конница Журавлей с размаху влетела в заслон – и увязла в нем, не сумев продвинуться дальше и разом потеряв едва ли не половину людей. Фланговые отряды Голоса Крови немедленно двинулись вперед, отрезая отряд генерала Ёнэда от остальных полков. Всадники под командованием господина Мизуру продолжала мчаться туда, где до времени начался бой.

...о своем намерении вызвать господина Ёнэда на поединок господин Мизуру заявил ясно и недвусмысленно, стоило лишь поинтересоваться планами Фениксов в отношении предстоящей кампании...

Из серо-коричневых рядов навстречу несущимся лавиной конным Фениксам выступил... нет, выступила. По движениям было видно, что это девушка или молодая женщина. В руках у нее были необычные короткие тесаки с очень широкими клинками. Она вскинула руки, давая рукавам балахона упасть почти до плеч и легкими стремительными движениями резнула себя по внутренней стороне обеих рук, от локтей до ладоней. Побежали струйки крови. Первые капли упали на землю – и передние ряды отряда господина Мизуру, потеряв строй, бросились вбок, увлекая за собой остальных и сминая ряды своего же пехотного полка. Люди и лошади обезумели от страха и неслись, не разбирая дороги, топча и сбивая с ног тех, кому не посчастливилось оказаться на пути. Мизуру и командир пехоты выкрикивали приказы, пехотинцы раздавались в стороны, пытаясь пропустить конницу и сомкнуться позади нее.

Остальные отряды мертвых сосредоточили свои усилия на отряде генерала Ёнэда, почти не обращая внимания на два остальных конных полка с сине-белыми флагами, пытавшихся пробить их строй, и спешащую сюда же пехоту Журавлей. Высокий стройный человек в балахоне и маске умело направлял поднятых мертвецов в каждую брешь между живыми.

Тейдзи резко рванул повод, заставив коня присесть на задние ноги.

- Кто-нибудь может объяснить мне, что здесь происходит? – процедил он сквозь зубы.

- Да, - ответил спокойный и серьезный голос из-за левого плеча. – Он должен остаться в живых. Я рассчитываю на вас, господин Тейдзи.

Лицо господина Шу, вопреки ожиданиям, было спокойным, как всегда. Только взгляд был странно строг и внимателен.

...у стен Стража Северных Границ он тоже держался позади и слева. Впереди кипело сражение: конница Эйганджо прорывалась сквозь ряды Драконов, заливая землю кровью, под градом стрел всадники умирали еще в седле, желто-зеленые стяги валились в грязь, упавшие лошади бились, пытаясь подняться, топча мертвых и раненых... Он смотрел, не отрываясь. Руки прятались в рукавах, а лицо страшно исказилось, превратившись в маску демона – и этот демон смотрел на нечто такое, что было чудовищным даже по его меркам.

Смотреть на невыносимое. Не в силах оторваться. Не в силах закрыть глаза. И глядеть – тоже не в силах.

Тейдзи по себе знал, что это такое...

Отряды Голоса Крови медленно, но неуклонно замыкали кольцо вокруг знамен стратега Журавлей. Несколько мгновений Тейдзи молча смотрел на них. Лицо его было каменно-неподвижным. Наконец он вскинул руку и, помедлив еще миг, широким резким жестом указал на серо-коричневые отряды. Командиры Львов не совсем понимали, что творится на поле боя – но выучка взяла свое: полки ринулись в атаку.

* * *

Конники генерала Ёнэда быстро оправились от неожиданности, развернулись полукольцом и сдерживали натиск серо-коричневых. Остальные Журавли, отрезанные фланговыми отрядами Голоса Крови, отчаянно пытались пробиться к попавшему в ловушку стратегу. Подоспевшие Львы под командованием Накамуро ударили в спину мертвецов, которыми командовала девушка. Потерь было много. У всех. На бесплодной земле среди сине-белых и каштаново-песочных доспехов валялись тела в балахонах и погребальных масках.

Отряд Тейдзи и Акиро сбавил ход, пропуская вперед полк Иде Осаки. Тейдзи встал на стременах; в бледном утреннем свете болезненно-ярким цветком раскрылся ало-золотой веер – на ближайший отряд Голоса Крови обрушился огненный ливень. Следом по нему прошелся яростный смерч, сорвавшийся с рук господина Осаки, и уцелевшие в огне мертвецы рухнули, не выпуская оружия. По их телам тут же пошла конница Журавлей. Девушка с тесаками упала одной из последних. Фарфоровая маска на ее лице раскололась.

...благородная госпожа Шосуро Онна, младшая дочь одной из небольших ветвей семьи Шосуро, выданная замуж за кого-то из Журавлей. Тоже из совсем мелкой ветви. В придворных кругах поговаривали, что подобный брак, не приносящий ни выгод, ни влияния, должен был быть заключен не иначе, как по любви – и вроде бы он действительно был счастливым. Впрочем, много ли сплетен было уделено столь незначительному союзу?..

Серо-коричневые сомкнули наконец кольцо вокруг остатков полка генерала Ёнэда. Конники двух других отрядов Журавлей неистово рубились, пытаясь расчистить проход для стратега, но никак не могли прорваться через копейный строй мертвецов. Пехотинцы Фениксов сумели-таки пропустить своих же всадников и теперь спешно выстраивали ряды заново. Конница же завершала разворот; покрытые мылом лошади храпели и прижимали уши.

Командующий Голосом Крови – тот самый, высокий и стройный – подал остальным командирам странный знак. Один из них, необычайно рослый, вскинул руки. Вместо ногтей у него были длинные крепкие когти, почти как у Горча. Подцепив когтями капюшон, он откинул его и встряхнул гривой длинных распущенных волос, в которых пробивалась седина. От его отряда сейчас оставалось менее четверти. Скрестив руки, он резким движением вонзил когти себе под ключицы. Рванул, прочертив кровавые борозды. Балахон на груди обвис клочьями, кровь полилась ручьем – и всадники в сине-белых накидках, корчась, стали валиться из седел.

...шесть лет назад, семь? Он почти не изменился. Движения были такими же размашистыми, полными скрытой силы. Он так же встряхивал гривой волос, лишь на время церемонии уложив ее в аккуратную, хоть и незамысловатую прическу. А вот седины тогда было меньше. Он привез в замок Львиной Гривы новый меч для кого-то из военачальников и сам вручил его – почетная награда из рук известного оружейного мастера дома Краба...

...его имя тоже было среди тех, кому господин Шу писал из Стража Северных Границ...

Тейдзи вдруг до конца осознал, что здесь происходит. И зачем. Он резко обернулся. Господин Шу встретил его непроницаемым взглядом. Только сейчас Тейдзи отметил, что лицо главы семьи Шосуро припудрено сильнее обыкновенного, скрывая темные круги вокруг глубоко запавших глаз. Где-то в глубине сознания мелькнула вторая догадка, смутная, неясная – скорее ощущение, чем догадка. Но от этого ощущения мгновенно бросило в жар – и тут же в ледяной холод. Тейдзи отвернулся от господина Шу, спеша отогнать эту вторую догадку, оставить ее непонятой, и полностью сосредоточил внимание на том, что происходило на поле боя.

* * *

Вокруг стратега оставалось около десятка воинов. Отборные телохранители. Элита. Последний заслон...

Яджиро прищурился, вспоминая беседы с шестерыми из Эйганджо. Магия крови была самым страшным оружием командиров мертвых. И чем больше крови лилось вокруг, тем сильнее она действовала. Украшенный лентами каменный посох взметнулся вверх, привлекая внимание – и широкие указующие взмахи сосредоточили практически все атаки Львов на одном отряде мертвецов, стремясь уничтожить его командира до того, как он вновь отворит силу крови. Своей и чужой. Потом настанет очередь следующего отряда. И следующего. Если только Голос Крови не успеет добиться своей цели раньше...

Еще один смерч и еще один огненный ливень проредили строй серо-коричневых – и по ним же ударила конница Фениксов, сминая копейные ряды. Рослый командир рухнул под ударом меча господина Мизуру, седоватая грива разметалась по грязи и крови. На другом фланге конники Журавлей удвоили натиск, не считаясь с огромными потерями...

К месту битвы наконец подтянулись отряды сюгензя-целителей. Тейдзи вскинул руку в их сторону – и указал им на стратега Журавлей. Увидел изумление на лицах, недоумение в глазах, и яростно повторил жест. Повинуясь ему, сюгензя, все еще не понимая, вознесли призыв – и на миг на поле боя обрушился ливень, впитавшийся плотью, но оставивший одежды сухими. Раны перестали кровоточить, едва трепетавшие сердца вновь забились. Несколько самураев в сине-белых накидках, перестав захлебываться кровью, вернулись в строй вокруг стратега...

Командующий Голосом Крови требовательно махнул еще одному из своих командиров. Невысокий плечистый человек выхватил странно изогнутый нож и одним движением располосовал себе вытянутую руку от плеча до запястья. Разрезанный надвое рукав обвис, а плечистый стремительно крутнулся на месте, окропляя все вокруг красными брызгами – и обгорелые тела в тлеющих серо-коричневых лохмотьях зашевелились и стали вставать, разя пехоту Журавлей. Вторично поднятые мертвецы вернулись в бой....

* * *

Отряды Голоса Крови оказались зажаты между Журавлями и Львами, с флангов путь им отрезали Фениксы. Глухо лязгали клинки, трещали древки копий, гудели тетивы и свистели стрелы. Позади Фениксов и Львов второй линией стояли отряды сюгензя. Взвивались шелковые ленты и шарфы, вскидывались жезлы и посохи, руки складывались в сложные жесты, воздух дрожал над реликвиями, впервые за многие сотни лет покинувшими хранилища – и прекращалась агония, закрывались раны, возвращались силы, удары становились сильнее и точней. Полторы дюжины самураев дома Журавля продолжали держать оборону вокруг генерала Ёнэда, отбивая атаку за атакой...

Седовласая женщина прислонила к плечу длинное копье, сложила ладони и закрыла глаза. Губы едва заметно зашевелились, вознося молитвы об исцелении. Лицо ее было обращено туда, где над сражением возвышались флаги стратега Журавлей...

Возле плеча синеглазого великана мелькал каменный посох, украшенный красно-желтыми лентами. Все, что за эти месяцы Яджиро сумел открыть в себе, все свое новообретенное могущество он сейчас отдавал тем, вокруг кого все теснее сжималось кольцо серо-коричневых балахонов. Все. До последней капли...

Голос Крови не собирался ни сдаваться, ни отступать. Мертвые копейщики и лучники отбивали атаку за атакой, не давая ни Журавлям, ни Львам, ни Фениксам прорвать их кольцо. А оставшиеся в живых командиры воздевали руки, блестели клинки, вонзались когти – и губительная мощь снова и снова обрушивалась на остатки конницы, по-прежнему запертой в кольце серо-коричневых балахонов. Вокруг кипел бой, кровь текла рекой. Недостатка в силе у них не было. А силы противостоявших им целителей мало-помалу иссякали...

Отряд Накамуро, в котором было много потерь, отступил – и вперед вышли шесть человек в черных одеяниях. Они вскинули руки одним движением, словно были единым целым. Тускло сверкнули обсидиановые ножи, свежие шрамы перечеркнули исполосованные предплечья. Шестеро из Эйганджо. Магия Крови, такая же темная и солоновато-терпкая – но на сей раз живительная. И снова направленная в самый центр битвы, чтобы дать возможность стратегу и его телохранителям продержаться еще несколько ударов, еще несколько минут. Пережить еще один взмах ножа командиров Голоса Крови...

Вместо битвы за Запретный Сад перед стеной шло сражение за жизнь Дайдодзи Ёнэда.

* * *

Тейдзи и Акиро короткой рысью ехали бок о бок. Кони скользили по крови и спотыкались о тела. Плотно сомкнутый строй их отряда выходил вперед, готовясь перейти в наступление. Тейдзи смотрел туда, где полк Иде Осаки, конница Фениксов и пехота Журавлей теснили с трех сторон остатки отряда мертвецов под командой невысокого плечистого человека.

...в нем что-то знакомое... смутно... вот-вот расколется маска...

Командующий Голосом Крови поднял перед лицом руку ладонью к себе, резко провел ею вниз и в сторону – и теснившие мертвецов пехотинцы, охваченные паникой, бросились в сторону отряда Тейдзи и Акиро, смяв ряды и смешав построение. Атака захлебнулась, не начавшись. Конь под Тейдзи шарахнулся в сторону, закрутился на месте под напором бегущих людей, задевавших древками круп и бока. Подоспевший Акиро схватил повод, помог справиться с конем. Тейдзи благодарно кивнул и снова взглянул туда, где сражался отряд под командой плечистого. Различить среди тел командира было уже невозможно.

* * *

Наконец стратегу Журавлей удалось вырваться из окружения. Вокруг него тут же собрались остатки его конных полков. Уцелели немногие. Однако отступать он явно не собирался. Командующий Голосом Крови жестами отдавал мертвецам команды, выстраивая стену щитов и копий против предстоящей атаки.

Человек в балахоне и маске, чей отряд пытался сдержать натиск конницы господина Мизуру и пехоты Журавлей, в очередной раз полоснул ножом по залитой кровью руке. Шестеро из Эйганджо распороли себе предплечья одновременно с ним, но остановить разрушительную силу магии крови не смогли. Лишь сдержать. Почти сразу последний отряд сюгензя, еще державшихся на ногах, отдал все, что у них еще оставалось, вновь залечивая раны стратега Журавлей и собравшихся вокруг него. Не до конца. Но на большее их уже не хватало.

Конница Фениксов наконец прорвала строй мертвых копейщиков. Клинок разрубил маску и капюшон командира отряда – это оказалась женщина с грубоватыми чертами лица и простой прической, какую носят крестьяне, однако заколотой изящными гребнями со спинкой в виде черепахи.

....явно не из благородных. Но несколько сотен лет назад эти гребни носила... Кто-то из ее потомков или хранительница реликвии?..

Генерал Ёнэда подал сигнал к атаке. Удар его тяжелой конницы был сокрушительным. Треск щитов и копейных древков, глухой лязг клинков. Хруст погребальных масок под копытами коней. Во фланг остаткам отряда мертвецов яростно ударила пехота Журавлей. Несмотря на ожесточенное сопротивление, Журавли неуклонно продвигались вперед. Командующий Голосом Крови резко развернулся – и сине-белые ряды смяли его.

...узнал...

* * *

Конница главнокомандующего Журавлей завершила разворот, и Тейдзи оказался лицом к лицу с господином Ёнэда. Оба спешились. Сделали несколько шагов навстречу друг другу. Доспех генерала был пробит в нескольких местах и забрызган кровью. Кровью своих. Лицо – спокойно, но в глазах – недоумение. Он снял шлем и заговорил, не тратя времени на приветствия:

- Вы можете объяснить мне, что здесь сегодня произошло? Тейдзи смотрел ему прямо в глаза.

- Все просто, господин Ёнэда, - ровным голосом негромко ответил он. – Вас предали. Как и нас. Вас втянули в войну, которая должна уничтожить Империю. И стать гибелью всего мира. Его разрушение уже началось. Вы не можете не видеть этого.

Генерал ответил тяжелым взглядом.

- В другое время я не поверил бы ни одному вашему слову, - после паузы произнес он. – В другое – но не сейчас. Я хочу до конца понять, в чем дело. Мы можем встретиться завтра утром?

- Да. Разумеется.

Дайдодзи Ёнэда едва заметно кивнул, развернулся и направился к своему коню. Тейдзи молча смотрел, как он садится в седло, окидывает взглядом свое заметно поредевшее войско, как дает знак покинуть поле боя, разворачивает лошадь и в сопровождении все тех же телохранителей рысью едет к холмам.

Поклонами они так и не обменялись.

Тейдзи медленно повернул голову. Войска Львов и Фениксов начали строиться и отходить к Запретному Саду. На краю поля боя появились первые могильщики. Шестеро из Эйганджо направлялись к тому месту, где был уничтожен последний отряд Голоса Крови.

- Я хочу увидеть его лицо, - глухо сказал Тейдзи.

Стоявшие рядом Яджиро и Акиро молча кивнули.

* * *

Шестеро полукругом стояли над телом. Капюшон балахона сбился на маску, не давая ее осколкам упасть с лица. Старец в черном шагнул вперед, присел и отвел в сторону серо-коричневую ткань. Мгновение, другое – и маска, развалившись, соскользнула на землю.

Лицо было совершенно незнакомо. Но двух мгновений было достаточно.

...догадку можно было отогнать – пока она была только догадкой...

Тошимо.

...коридор школы Минамо: мягкий свет из окна, за поворотом голоса ушедших вперед остальных – и только что полученная записка, начертанная чуть дрожащей рукой наставника школы, сэнсея Хисока: "Сберегите моего сына"...

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о погребальных кострах на речном берегу

Солнце клонилось к закату. Между Запретным Садом и рекой тянулись незажженные еще погребальные костры. Казалось, их ряды начинаются в бесконечности – и уходят в бесконечность. Фениксы, Львы, Журавли... в основном Журавли. Яджиро, Тейдзи и Акиро прошли ряды насквозь, направляясь к самому берегу реки, где виднелись шесть фигур в черном. Горч шел следом, неотрывно глядя в спину Яджиро. В ярко-синих глазах была напряженная тревога.

Шестеро из Эйганджо сидели вокруг облаченного в белое тела, лежащего на расстеленном полотне. Заметив приближающихся, они медленно и тяжело поднялись и отошли на несколько шагов. Высокая старуха, всегда прямая и надменная, слегка сутулилась; углы бескровных губ были опущены. Юноша, обычно наименее молчаливый из всех шестерых, стискивал зубы, намертво сцепив пальцы с побелевшими костяшками. У крепкого мужчины средних лет едва заметно подергивалось нижнее веко. Головы остальных были низко опущены.

Приблизились. И встали рядом, плечом к плечу.

Хисока Тошимо. Единственный сын сэнсея школы Минамо. Приемный член клана Льва. Самурай. Правая рука генерала Такено. В двадцать один год он погиб за северной границей. Это было пять с половиной лет назад. С тех пор – белый доспех и погребальная маска. Мертвый Лев Эйганджо...

Мертвые не стареют; но сейчас он казался моложе даже прожитых лет. Восемнадцать, не более. Совсем не так широкоплеч, как выглядел в доспехе. Правильные тонкие черты. Теперь навсегда спокойные и безмятежные. Лицо не воина, не взывающего к духам. Иное. Лицо юного книжника, на ладонях которого запечатлелись мозоли от меча.

Сегодня утром он погиб во второй раз.

Осколки маски лежали рядом.

..."Сберегите моего сына"...

Долгое молчание. Лишь потрескивание разгорающихся погребальных костров за спиной. Безмятежное неподвижное лицо с закрытыми глазами.

Яджиро обернулся к шестерым.

- Вы можете сделать хоть что-нибудь?

Старуха покачала головой, в тихом голосе слышались горечь и боль:

- Мы не чудотворцы.

Яджиро упрямо мотнул головой. Крепче взялся за посох. Бросил взгляд на Акиро и Тейдзи:

- Вы поможете мне?

- Да, - не раздумывая отозвался Тейдзи.

Акиро чуть сдвинул брови:

- Я готов на все, что в моих силах. Но я не знаю путей духов и не умею идти этой стезей. Что мне нужно делать?

- Быть со мной.

Лицо самурая разгладилось, он поклонился:

- Буду.

* * *

Лежащее на огромных когтистых лапищах Горча тело Тошимо казалось хрупким и невесомым. Яджиро стоял лицом к великану, Акиро и Тейдзи – позади сюгензя. За их спинами, чуть поодаль, полукругом встали шестеро из Эйганджо. Ветерок с реки перебирал яркие ленты на склоненном над телом посохе. Тяжелая каменная реликвия уничтоженного пятьсот лет назад Великого Дома неподвижно застыла в вытянутых руках. Ватная тишина в ушах, железистый привкус во рту, прозрачная дымка перед глазами...

Жгучая, острая боль потери, всепоглощающее желание изменить то, что случилось – и нечто невыразимое и непредставимое, чему нет названия в человеческом языке. Посох взметнулся к небесам, и обе сущности Яджиро – человека, которым он все еще был, и духа, которым он почти стал – слились в неистовом беззвучном призыве: "Должно быть не так!". В тот же миг этот призыв подхватили и усилили Тейдзи и шестеро из Эйганджо, отдаваясь двуединой силе, уносящейся вдаль. Акиро чуть запоздал, самурай не сразу сумел почувствовать невидимый и неощутимый поток – но сумев, внутренне раскрылся ему и присоединил голос своей души к остальным.

Ничего не произошло.

"Где ты?! Ответь мне!"

В этот зов он вложил всю новообретенную мощь, сплетенную из множества сил. Из себя самого, каким он был всегда, и из части мира, которой он становился. Из могущества древней реликвии, один из создателей которой, потеряв разум при попытке воспользоваться собственным творением, возвышался сейчас перед ним, держа на руках безжизненное тело юноши с незнакомым лицом. Из пульсирующих темных и пряных струй с вкрадчивым солоноватым привкусом – силы магии крови, которой шестеро посвятили жизнь, и которую сейчас отдавали ему. Из холодной блестящей стали, вихря ударов, уверенности в себе и других – Акиро не до конца понимал природу своей силы, но с готовностью отдавал ее. Из пылкой стихии, наполняющей жилы огнем, испепеляющей душу, неукротимо рвущейся на волю; стихии, вечно бушующей под холодноватой вежливостью – Тейдзи отдавал себя так, как это умеют взывающие к духам. Всецело – и почти до конца.

Ничего. Пустота и безмолвие.

Течение времени остановилось. Мир вокруг замер. Еще одно усилие, еще один призыв – в стеклянистую паутину мира мертвых. В отчаянной надежде на отклик; не зная, хватит ли их всех на еще одну попытку в случае неудачи. Позади глухо охнула высокая старуха, хватаясь за сердце; стоявшие рядом подхватили ее. Всё до капли – туда, вдаль. Ничего не оставляя про запас. Внутри Тейдзи что-то болезненно оборвалось, он вцепился в плечо Акиро, чтобы не упасть – а в следующий миг стеклянистая паутина дрогнула, и эта дрожь побежала по нитям во все стороны.

...в пустоте, в ничто, частью которого он был, возникла тень ощущения. Почти незаметная. Невесомая, как солнечный зайчик на раскрытой ладони слепца. Неслышная, как падение пушинки в безветреный день. Показалось? Нет?

Нет. Не показалось.

Зовут? Меня? Разве может такое быть?

Да. Может.

Значит, я еще нужен.

Я возвращаюсь...

Ресницы дрогнули. Бледные губы шевельнулись.

Тошимо приоткрыл глаза – и тут же захлебнулся воздухом, хлынувшим в горящие легкие.

Он уже забыл, что такое – дышать.

Яджиро знаком велел Горчу опустить Тошимо на землю. Тяжело оперся на посох, чувствуя, как кружится голова. Акиро поддерживал бледного до синевы Тейдзи, едва стоявшего на ногах. Старуха осела, запрокинув голову; остальные столпились вокруг нее.

Тошимо неловко шевельнулся. Каждое ощущение было новым, непривычным. Чужим. Он отвык от всего этого. Чувствовать свое тело, чувствовать боль от ран. Вдыхать прохладный воздух, слегка пахнущий водяными травами. Упираться ладонью в землю, чувствуя каждую неровность, каждый сучок. Видеть весь мир – и в то же время мельчайшие его детали. Этот мир был отчетливым и ясным, словно сдернули прозрачную вуаль, долгие годы висевшую перед самым лицом.

Он жил. По-настоящему.

Медленно, неуверенно Тошимо обвел взглядом измученные и одновременно изумленные лица стоявших над ним – и вдруг широко, совсем по-мальчишески, улыбнулся.

Ему ответили улыбками – слабыми, но оттого не менее радостными.

- Что... что у нас?.. – задыхаясь, спросил он. Разговаривать тоже надо было учиться заново.

- Завтра утром мы встречаемся с господином Ёнэда, - отозвался Тейдзи.

Значит, не зря. Все это – не зря.

Тошимо с трудом кивнул, по-прежнему улыбаясь.

- Спасибо... друзья... – и снова судорожно перевел дыхание. Улыбка не сходила с его лица – ясная, светлая. Заразительная детская улыбка, полная искренней радости просто от того, что ты есть. Что ты жив. И этого тебе более чем достаточно для того, чтобы быть счастливым.

Между Запретным Садом и берегом реки полыхали бесконечные ряды погребальных костров.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о встрече представителей Фениксов, Львов и Журавлей
и о том, как два Льва на встречу с Радетелем клана ходили

* * *

Взглянув на себя утром в зеркало, Тейдзи пробормотал что-то о том, что краше на костер кладут, и занялся утренним туалетом, на который ушли все четыре часа, остававшиеся до встречи с господином Ёнэда. Голова уже не кружилась, перед глазами не плыли цветные пятна, руки перестали дрожать – но неприятная слабость никуда не делась.

Несколько раз зеркало ловило отражение радостно улыбающегося лица Тошимо, зачем-то заходившего время от времени в павильон – и от вида этого отражения становилось несколько неуютно. Очень уж не похож был жизнерадостный подвижный юноша на бесстрастного, скупого на движения и слова самурая. То и дело приходилось напоминать себе, что это – Тошимо, да, именно Тошимо. И это вызывало легкое чувство досады. Впрочем, от его сияющего взгляда и живой (живой!) открытой улыбки так и тянуло улыбнуться в ответ, а досада исчезала, как тает утренний туман над водной гладью.

* * *

Господин Дайдодзи Ёнэда прибыл в Запретный Сад с весьма скромным сопровождением. От вчерашней битвы – никаких следов. Доспех выглядел совершенно как новый, будто только что вышел из-под рук мастера Холодный ветерок, гулявший сегодня между обгорелых яблонь на поле боя, словно облетал генерала стороной – из прически не выбилось ни волоска. Он был сдержан, вежлив – и очень напряжен. Со всеми подобающими церемониями его проводили в Оружейный павильон Запретного Сада, где уже собрались остальные участники встречи.

Асако Риома, двадцатилетний Радетель дома Феникса (по мнению большинства – ставленник Львов и их марионетка) негромко беседовал с Поборником дома, Асако Мизуру, явившимся в доспехе и при мечах. Оба были мрачны. Знаменитый сюгензя Шиба Яджиро, который в последнее время демонстрировал необычные даже для Феникса (если не сказать "сверъестественные") способности, задумчиво рассматривал то ли рисунок на ширме, то ли нечто, находившееся далеко-далеко – не только за ширмой, но и вообще за стеной павильона. Его нынешний телохранитель – Арисугава Акиро, самурай из гарнизона Эйганджо – держался, как и полагалось, в двух-трех шагах позади, не привлекая к себе внимания. Икома Тейдзи, похоже, чувствовал себя как дома; впрочем, такое поведение было свойственно многим Львам. Даже если не принимать во внимание, что неожиданная смена Радетеля в клане Феникса произошла именно во время предыдущего визита к ним господина Тейдзи, незадолго до этого визита назначенного полномочным послом дома Льва – после того, как его же недолгими стараниями Богомолы оказались втянуты в практически безнадежную войну с Журавлями.

Отсутствие Хисока Тошимо господина Ёнэда ничуть не удивило – по последним донесениям, основным силам Львов завтра предстояло сражение за одну из прибрежных цитаделей Журавлей. Но несколько озадачило присутствие на этой встрече совершенно незнакомого человека, совсем молодого, лет восемнадцати на вид, державшегося возле господина Тейдзи. Манеры юноши, хоть и не заслуживали особых нареканий, изысканностью не отличались, а по одежде невозможно было понять, ни рода его занятий, ни какому дому он принадлежит. Впрочем, генерала мало интересовали неизвестные юноши, сопровождающие Львов с безусловно заслуженной ими не вполне добропорядочной репутацией. Особенно сейчас.

После приветственных церемоний господин Ёнэда потребовал объяснений – и получил их, на что у господина Тейдзи ушло около часа. Генерал слушал внимательно, почти не переспрашивая, и по мере того, как перед ним развертывалась общая картина событий последних месяцев, мрачнел все сильнее. Не все имена прозвучали вслух, но недосказанное угадывалось легко. На все происшедшее в Империи легла чудовищная зловещая тень.

...горящая бескрайняя равнина, полная неподвижно стоящих в огне людей: молодых, старых, живых, мертвых – и наползающая бесформенная мгла, поглощающая их...

Последний заготовленный аргумент не понадобился. После не очень продолжительных раздумий генерал расправил плечи и бесстрастно объявил о прекращении военных действий против Львов, Фениксов и Богомолов. Уведомив о намерении срочно увести войска к столице Журавлей, он поинтересовался ближайшими планами господина Тейдзи и его спутников. Услышав, что в эти планы входит визит в обезлюдевшую столицу Империи, господин Ёнэда предложил свои отряды для сопровождения – а заодно в качестве пропуска на заставах, которыми Журавли обложили все подходы к столице. Предложение было принято, и генерал откланялся. Если он и заметил старательно сдерживаемую радость на лице незнакомого юноши (впрочем, почти не поднимавшего головы), то ничем не показал этого.

После ухода генерала Ёнэда в павильоне некоторое время царила тишина. Снаружи были слышны шаги; потом удаляющийся топот копыт. Наконец он стих, и тогда Асако Риома с размаху бросил на столик веер и расхохотался в голос, почти до слез. В его смехе были облегчение, радость и надежда на будущее. Он был самым молодым Радетелем Великого Дома за всю историю Империи – и у него были все шансы стать последним Радетелем своего дома. Тейдзи впервые видел господина Риома, при всей пылкости его нрава, смеющимся. Мизуру, напротив, был хмур и, сам того не замечая, поглаживал рукоять меча. Поединок с господином Ёнэда откладывался на неопределенный срок. Не сдержавшись, он с упреком взглянул на Тейдзи, словно спрашивая "Ну и где же ваши заверения в том, что вы не станете перебегать мне дорогу?". Тейдзи с несколько картинным сожалением развел руками.

Улыбающийся Тошимо перехватил его у выхода из павильона:

- Господин Тейдзи, я собираюсь встретиться с господином Аширо, он сейчас должен быть в Страже Северных Границ. Вы не откажетесь отправиться туда вместе со мной?

Прежде чем ответить, Тейдзи обернулся к Яджиро:

- Я нужен вам сегодня?

- Нет, - пожал плечами Яджиро. Тошимо усмехнулся, заметив этот жест.

- В таком случае, - сообщил Тейдзи, - мы вернемся не позднее вечера. Идемте, - кивнул он Тошимо, - Радетелю и генералу стоит узнать о сегодняшней встрече из первых рук.

Раскланявшись со всеми, оба покинули павильон. Яджиро удивленно-весело покачал головой им вслед. Сделал пару шагов назад, обернулся к Акиро.

- И вот этот вот мальчишка в замке Эйганджо меня по всему плацу гонял... – тихонько сказал он самураю.

Акиро в ответ только улыбнулся.

* * *

К воротам Стража Северных Границ направлялись двое. Юноша с веселыми глазами, одетый в дорожное, и человек лет на двенадцать-тринадцать старше, облаченный в цвета клана Льва и носивший посольские регалии. Юноша с некоторым усилием согнал с лица улыбку и, обогнав своего спутника, широким уверенным шагом подошел к воротам. Стоявшие на воротах самураи и не подумали расступиться. Похоже, юношу это слегка озадачило и одновременно позабавило. Он с любопытством поглядел на воинов.

Приблизился второй человек – и вот его-то узнали сразу. Командир стражи вышел вперед, поклонился. Человек с регалиями спокойным жестом отстранил юношу назад и произнес положенное:

- Я Икома Тейдзи, полномочный посол дома Льва, и требую встречи с Радетелем дома и генералом Такено. – Бросил взгляд через плечо и добавил: - Мой сопровождающий.

Тошимо склонил голову, пряча улыбку.

В занятой Львами цитадели Тейдзи приходилось едва ли не каждые десять-двадцать шагов раскланиваться с кем-нибудь из знакомых. Следовавшего позади Тошимо без доспеха и маски не узнавали. Ему досталось разве что несколько коротких удивленных взглядов: если это секретарь или чиновник, откуда воинская выправка? Если телохранитель, почему в дорожном и где оружие? Впрочем, мало ли кто и зачем понадобился господину Тейдзи в качестве сопровождающего? Методы господина Тейдзи давно перестали удивлять кого-либо в доме Льва.

Тошимо вся эта ситуация откровенно забавляла, и ему приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не слишком явно выражать свои чувства. Судя по слегка насмешливым взглядам Тейдзи, получалось не очень хорошо. Сам Тейдзи держался спокойно и вежливо, как обычно – но и он в душе наслаждался происходящим. На всем пути от ворот до Южных Покоев, где находились покои стратегов Льва и где они обычно собирались, Тошимо так и остался неузнанным.

* * *

Поборник клана господин Мацу Такенао и Радетель клана господин Акодо Аширо, тихо переговариваясь, склонились над огромной картой, заваленной по краям свитками донесений. Стоявший рядом с ними генерал Такено, хмурясь, просматривал еще какой-то большой тяжелый свиток. Вдоль стен застыли телохранители; чуть поодаль, за отдельными столиками что-то писали секретари.

Дверь в Залу Совета открылась. Тейдзи с непроницаемым лицом остановился на пороге. Поклонился по всем правилам придворного этикета и отступил в сторону. Вошедший за ним юноша сделал несколько шагов к генералу Такено, опустился на колено и склонил голову. Они не могли не узнать его.

Принятие в клан.

Служба в замке Эйганджо.

Смерть.

Поверить увиденному они тоже не могли. Г

енерал выронил свиток, с грохотом сбивший на пол тушечницу. Поборник, собиравшийся что-то сказать Тейдзи, осекся на полуслове, да так и замер с полуоткрытым ртом. Радетель уставился на Тошимо остекленевшими от изумления глазами.

Тишина. И ошеломленные лица телохранителей и секретарей, не понимающих, что происходит.

Миг, второй, третий...

Радетель с силой потер ладонью лицо. Поборник мотнул головой и заулыбался. Оба покосились на генерала. Генерал же коротко и тяжело глянул по сторонам. Говорить не понадобилось – и секретарей, и телохранителей как взмахом веера сдуло. Двери закрылись. Генерал шагнул к Тошимо, набирая в грудь воздуха – и по Зале Совета понеслась самая что ни на есть отборная брань. Во весь зычный голос, способный перекрыть шум битвы.

Господин Аширо вдруг чревычайно заинтересовался видом из окна. Господину Такенао срочно понадобилось рассмотреть что-то на карте. Господин Тейдзи неожиданно обнаружил, что на стоящей рядом ширме имеется совершенно восхитительная планка, достойная неотрывного созерцания.

Тошимо по-прежнему стоял на колене, не поднимая головы – и, несмотря на все усилия сдержаться, улыбался все шире и шире.

Наконец генерал замолчал. Еще мгновение-другое он молча смотрел на Тошимо. Затем:

- Поднимись. Идем.

Тошимо распахнул перед генералом дверь. Телохранители стояли у самого дальнего поворота. Секретарей и вовсе не было видно. Не глядя ни на кого, генерал Такено свернул в коридор, ведущий к его личным покоям. Тошимо прикрыл дверь в залу и последовал за ним.

Он вернулся через час; в доспехе и при мечах. К шлему крепилась простая доспешная маска, покрытая белой эмалью.

За время его отсутствия Тейдзи успел изложить Радетелю и Поборнику, что произошло на поле битвы. И увидеть в их лицах подтверждение: да, они знали. Затем Тейдзи пересказал подробности утренней встречи с господином Ёнэда – и на высказанное господином Аширо высокое мнение о результатах этой встречи ограничился лишь поклоном и коротким "Благодарю".

О том, что произошло между битвой и встречей, Радетель и Поборник не спрашивали.

Обратный путь по коридорам Стража Северных Границ разительно отличался от пути в Южные Покои. На взгляд Тейдзи, доспешная маска разительно отличалась от той, фарфоровой – но все-таки она была маской, и высокому широкоплечему самураю в белом доспехе со скрытым лицом кланялись и уступали дорогу.

Приблизился слуга, с низким поклоном подал на лакированном подносе небольшую шкатулку для писем:

- Для благородного господина Хисока Тошимо.

Тошимо открыл шкатулку и вытащил сложенное "журавликом" письмо. Тейдзи, сразу же узнавший собственное послание, жестом отослал слугу. Самурай развернул "журавлика", хмыкнул и покосился на Тейдзи. Тот едва заметно кивнул. Тошимо пробежал глазами лист, почти целиком исписанный легкими, размашистыми знаками ("кисть следует за мыслью"), как делают заметки для себя: "...воплощение хаоса, такова их природа... зеркала для них – в чем-то святыни... менять свой облик... зеркало-реликвия из облачного замка... зеркальный зал в крепости Восходящей Луны... передать зеркало? воспользоваться зеркалом?.. изгнанные на землю, теряют свою природу... пытаются жить, как люди, но быстро сходят с ума... это может быть не он... возможно, безумный... или безумная..."

В самом конце знаки были иными, четкими и аккуратными: "Скоро битва. У меня не остается времени обдумать все это более тщательно. Однако мне хотелось бы, чтобы это предположение стало известно вам, несмотря на возможные превратности войны."

Тошимо пожал плечами, складывая послание по линиям прежних сгибов:

- Думаю, вскоре мы узнаем.

- Да, - согласился Тейдзи.

* * *

...и снова все вокруг – стена цитадели, вытоптанное копытами поле недавней битвы, рощица поодаль – все это отдалилось, замерло, стало ненастоящим, превратилось в рисунок на ширме размером в мир...

Тошимо почувствовал какое-то странное и непривычное неудобство; оглянулся – Тейдзи неподвижно стоял сбоку и чуть позади, до неуютного близко, сложив руки на груди, с деланно-каменным лицом. Тошимо недоуменно моргнул, но тут же понял, кого изображает господин посол, и звонко расхохотался – так заразительно, что Тейдзи рассмеялся и сам.

...открылся уголок Запретного Сада с голыми деревьями и безлистными кустами вдоль странно изогнутых дорожек, переплетающихся самым причудливым образом, и чуть поодаль – павильоны, предоставленные Львам...

Все еще смеясь, они шагнули в разрыв мира.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о битве на земле и на небесах

* * *

Оставив сопровождающие полки Журавлей на последней заставе, они подъезжали к опустевшей столице Империи. Уже здесь становилось понятно, почему в ней не осталось ни единого человека.

Горч вышагивал рядом, возвышаясь над всадниками. Порой великан делал пару коротких скачков вперед или в сторону, настороженно замирал, упираясь в землю огромной лапищей и осматривался кругом, шумно втягивая воздух. Затем взгляд ярко-синих глаз снова устремлялся к Яджиро – тревожный, настойчивый, ищущий взгляд того, кто отчаянно хочет вспомнить что-то, но что именно, не знает и сам.

Яджиро оглянулся на тех, кто ехал следом. Тошимо – при мечах, в белом доспехе и покрытой эмалью маске, но все равно совсем иной, нежели прежде. Акиро – тоже в доспехе, тоже с мечами, внимательный и готовый действовать, как только настанет время. Тейдзи, спокойный и серьезный – тщательно подобранные по цвету одежды, аккуратно уложенная прическа, боевой веер за поясом. Накамуро, молчаливый и сосредоточенный – как обычно, неброская дорожная одежда, на вид без оружия. И Иде Осаки – цвета дома Единорога, тот самый прямой меч, бледное лицо и взгляд, устремленный в никуда.

В Запретном Саду, пока Тошимо и Тейдзи отсутствовали, Яджиро подошел к нему. Ветерок, всегда ощущавшийся рядом с ним, в последние дни стал резче и холодней, а запах палой листвы – отчетливей.

- Мы отправляемся в столицу Империи, - сказал Яджиро.

Он молча смотрел на сюгензя – как всегда, словно издалека.

- Вы поедете с нами?

- Я исполню любой ваш приказ.

- Это не приказ. Я просто зову вас с нами. Вы поедете?

Недолгое молчание. В отрешенном взгляде что-то мелькнуло – и исчезло, как не было.

- Да, – ответил он и низко поклонился.

Стражи у городских ворот не было.

* * *

Столица была пуста. Здесь действительно нельзя было жить. Воздух застревал в горле, не проходя в грудь; сердце билось медленно и тяжело. Свет был достаточно ярок, но казалось, будто вокруг полумрак – словно в глазах потемнело, и никакими усилиями нельзя было избавиться от этой пелены. Мучительное состояние непрерывной дурноты, слабой, но оттого не менее изматывающей. Повернуть голову, взглянуть в другую сторону, даже сосредоточиться на какой-то мысли – все это требовало сознательного усилия. Наверное, так чувствует себя человек в самом конце тяжелой болезни. Не после – в конце. В начале долгой мучительной агонии.

Запертые дома. Опущенные решетчатые ставни. И мертвая тишина. Стук копыт, шуршание одежд, поскрипывание седел и доспехов – все это словно мгновенно тонуло в рыхлом вязком воздухе.

Лошадей они оставили неподалеку от императорского дворца. Спешившись, Тейдзи вытащил из-за пояса боевой веер – и, повинуясь легкому движению пальцев, веер раскрылся. Полностью. Все двенадцать пластин. То, с чем предстоит столкнуться. С кем предстоит сражаться. Он развернул веер от себя, чтобы рисунки на пластинах были видны всем. Гонг. Зеркало. Обруч. Свиток. Чаша. Щит. Ошейник. Все те реликвии, что оказались в императорском дворце. Не было лишь посоха, что держал в руках Яджиро, и камня, покоящегося в основании замка Эйганджо. В центре веера была изображена тысячелепестковая хризантема.

Дворцовые врата оказались незаперты. Оставалось надеяться, что они не опоздали.

* * *

Дорожки, павильоны, строения. Голые ветви деревьев. Сухая жесткая земля там, где должны были быть цветники. Ровная гладь прудов, и ни малейшего движения в их глубине. Тяжелая дурнота и мертвая тишь. Гибель заполнила дворец и расползлась по столице. И не остановилась на этом.

В тронной зале плотные занавеси были опущены, но возле дверей горели светильники. Возле дверей – и в дальнем конце залы, где на яшмовом троне сидела фигура в белых одеждах, подперев голову рукой так, что ладонь заслоняла глаза.

Толстые упругие циновки на полу. Тяжелые темные занавеси на окнах, кажущиеся частью стен. Трон – все ближе. Еще ближе. Еще. Наконец сидящий на нем поднял голову и открыл глаза, поднимаясь. На миг все взгляды обратились к Тейдзи и Иде Осаки, те едва заметно кивнули: да. Перед незваными гостями стоял император, медленно обводя их тяжелым взглядом. Три года назад, когда он взошел на престол, ему было двадцать два. Твердый и решительный правитель, который выслушивал советы и поступал так, словно не слышал их – но лишь так, как считал нужным он сам. Первый вознесшийся – и причина ночи Предательства Душ. Властитель, который составил заговор против собственной империи и блестяще провел его, опираясь на опыт шестнадцати поколений правящей династии. Уничтожить Империю. Разрушить само мироздание. Он преуспел – но насколько? Полностью? Почти?

Он плавно поднимал руки – и рос ввысь. Крепкие, толстые корни сдвинули полы одеяния, уходя вглубь сквозь помост с троном, а затем одежды стали древесной корой, тело – стволом, руки – ветвями, но верхняя часть исполинского дерева сохранила очертания погруженной в него фигуры. Лишь плечи и голова не стали частью его. Холодное презрение в тяжелом взгляде, взгляде сверху вниз во всех смыслах.

Мелкие листья сорвались с ветвей и закружились по всей зале. В следующий миг на ствол обрушились удары мечей Тошимо и Акиро, с тетивы лука Накамуро полетели стрелы, налетевший Горч яростно рванул кору когтями, посох Яджиро взмыл вверх, и ленты прочертили замысловатый узор. Из рассеченного и разодранного ствола медленно сочилась густая... Кровь? Смола? Нет; все-таки кровь. Густая, как смола. Тейдзи медленно высвободил из рукава руку, так и не достав ало-золотой веер. Единственный дух огня, находившийся здесь, не откликнулся бы на призыв; в этом можно было не сомневаться. И Яджиро, и господин Осаки готовы были предоставить ему силы земли и ветра – но с этими силами он мог очень мало. Целителем же никогда не был. Что ж, оставалось делать то немногое, на что он был сейчас способен.

Вихрь листьев метался по залу, отталкивал назад, бросался в лицо, заставляя щуриться. Удары и стрелы; тяжелые взмахи ветвей, белая доспешная маска, сполохи ярких лент, бьющихся на ветру... Белый доспех Тошимо окрасился кровью – впервые. Содрогнувшись под очередным рассекающим кору ударом, дерево-исполин вдруг низко застонало – и под ним вспыхнул огонь, мгновенно охватив его целиком, от корней до кончиков веток. Вихрь подлетевших к кроне листьев превратился в стаю пламенных бабочек, почти сразу же осыпавшихся хлопьями липкого пепла. Неистовый жар заставил самураев отступить от дерева – и корчащегося в огне человека, по грудь замурованного в стволе. Иде Осаки провел ладонями перед собой, выдохнул несколько слов, похожих на свист ветра, и боль от ран стихла. Тейдзи, не оборачиваясь, мысленно обратился к господину Осаки – и стремительно поднялся в воздух, раскрывая боевой веер. Под ногами прокатилась идущая от пылающего дерева огненная волна; синеглазый великан взвыл и покатился по полу, сбивая охватившее его пламя. Вложив в ножны мечи, Тошимо и Акиро взялись за луки, присоединились к Накамуро, и свист стрел перекрыл даже рев пламени.

Дерево полыхало; лицо заключенного в нем человека было изуродовано ожогами и мукой. Однако что бы он ни жертвовал сейчас огню, плоть ли, душу ли – этот огонь был яростен и жесток. Несколько раз он заполнял пламенем почти всю залу, превращая ее в кузнечный горн, пусть и на долю мгновения. Горч отскочил подальше, не решаясь приближаться к пылающему дереву. С рук Иде Осаки раз за разом срывался холодный ветер, остужавший ожоги. Поднявшись до потолка, Тейдзи пытался прорваться к стволу, но охваченные огнем ветви то сплетались плотным заслоном, то тяжкими и хлесткими ударами едва не сбивали наземь; и перед глазами то и дело оказывалось горящее лицо, искаженное болью. А стрелы одна за одной пролетали сквозь огонь и впивались в ствол, заставляя дерево вновь и вновь вздрагивать, рассыпая снопы искр. Колчаны почти опустели, когда пламя вдруг окрасилось темным багрянцем и взвилось под потолок, полностью поглотив исполинское дерево и его узника-повелителя.

Взвилось – и опало, тяжким грохотом обвалившись громадными обломками скал, в середине которых сам собой воздвигся высокий столп в несколько обхватов. Казалось, потолок залы отодвинулся вверх, чтобы вместить его – и стоящего на его вершине императора. Холодный презрительный взгляд, легкое движение рукой – и на оставшихся внизу обрушился камнепад. Тейдзи успел уйти из-под сыплющихся сверху камней размером с голову; но стоявшим на земле пришлось намного хуже. Яджиро с трудом выпрямился, посох вычертил в воздухе сложный узор, в стоящую на столпе фигуру ударил тонкий луч, она пошатнулась, но осталась стоять. Снова загудели тетивы, но теперь стрелы отскакивали от белых одежд, словно от брони. Еще один жест стоявшего на вершине – и тела отяжелели, словно налились свинцом. Тейдзи с силой потянуло вниз, словно птицу сетью. Единственное, что он сумел – замедлить падение, превратив его в спуск. Оказавшись на полу, Тейдзи глянул через плечо на Иде Осаки и начал рисовать что-то в воздухе, медленно водя рукой, к которой словно была привешена тяжелая колода.

Самураи и Накамуро с усилием подняли луки. Еще несколько стрел нашли цель и разлетелись в щепы, словно ударились в каменную стену. С трудом удерживая в руках посох, Яджиро направил его выше фигуры в белых одеждах – и теперь камни градом посыпались на нее, но она осталась стоять где была. Взмах белого рукава – и еще один камнепад рухнул на стоявших у подножия столпа. Горч глухо зарычал.

- Господа сюгензя, вы можете что-нибудь сделать? – Тошимо выпустил еще одну стрелу, которую постигла участь всех предыдущих и оглянулся. Яджиро, стиснув зубы, вновь поднимал ставший непомерно тяжелым посох – а вот Тейдзи обнаружился уже над головами. Он с трудом, но упорно поднимался по незримой лестнице, направленной к вершине столпа. Услышав громкий вопрос, обернулся и окликнул:

- Господин Осаки! – На миг закрыл веер и указал им на Тошимо.

Иде Осаки кивнул и, в свою очередь, начал вычерчивать невидимый узор, но не медленно и тяжело, а резкими, порывистыми взмахами. Закончив, приглашающим жестом указал Тошимо на пространство перед ним. Самурай попробовал шагнуть как на ступень – воздух держал его над полом. Отбросив лук, Тошимо двинулся следом за Тейдзи, на ходу вынимая из ножен ставший непривычно тяжелым меч.

Еще один луч ударил в стоявшего на вершине столпа; а вот Акиро и Накамуро опустили бесполезные здесь луки. Тейдзи сделал еще несколько шагов – и впервые оказался так близко к императору. Лицом к лицу. Тонкие губы едва заметно кривились. Бездонный взгляд из-под полуопущенных век ощущался не душой, но телом – и был властен и невероятно тяжел.

...когда император приказывает, даже духи повинуются ему...

На миг показалось, что этот взгляд выбил из-под ног незримую опору; полшага вбок и резкий косой взмах боевого ввера – снизу вверх, через грудь и бледное лицо с неподвижными правильными чертами.

Веер прорезал тело неожиданно глубоко, на всю длину пластин; холодный белый шелк одеяний скользнул по пальцам. Голова императора запрокинулась, он стал валиться назад...

...тьма...

...ничто...

Чувства вернулись.

Под ногами – облака; по сторонам – простор; над головой – небо. И далеко-далеко – медленно плывущий облачный замок. И...

* * *

Вокруг нее, ничем не поддерживаемые, висели в воздухе щит, зеркало, гонг, чаша и свиток. Ошейник был надет на руку выше локтя, как браслет. Другую руку она держала чуть отставив, и вокруг запястья сам по себе вращался, не касаясь кожи, обруч диаметром в ладонь. Все те реликвии, что оказались в императорском дворце.

...ритуал, для которого они были созданы, должен был уничтожить людей – но уничтожил своих создателей; почти уничтожил...

Не было слов, которыми можно было бы ее описать. Она была прекрасна, нечеловечески прекрасна – ибо она не была человеком. Но глаза без зрачков цвета текучего серебра смотрели бесстрастно, и в то же время пристально и холодно; взглянувшему в них казалось, будто он проваливается в эти глаза – и тонет в серебряной пустоте.

Соратами. Небожительница.

...воплощение хаоса, такова их природа... зеркало-реликвия... изгнанные на землю... пытаются жить, как люди, но быстро сходят с ума...

- Я восхищаюсь вами, господин Тейдзи, - совершенно искренне произнес Тошимо.

Небожительница медленно повела рукой, и окружавшие ее реликвии пришли в движение.

* * *

Мерные звучные удары гонга развеивали чары, лежащие на людях и оружии. В паузах между ударами Тейдзи и Иде Осаки накладывали их на Тошимо и Акиро снова и снова, но самураи едва успевали нанести удар, как снова звучал гонг, и чары вновь теряли силу. Зависший перед Тошимо щит не давал ему продвинуться к небожительнице ни на шаг. Впрочем, самурай уже успел убедиться, что даже несущая в себе силу духов сталь не может причинить ей никакого вреда.

Ей – да; но не реликвиям. Несколько мгновений назад был расколот щит, разбито зеркало... но стоящая в воздухе чаша сама собой упала набок, прокатилась вокруг собственного основания, разливая вокруг бледное мерцающее сияние – и щит стал целым, а осколки слились в гладкую поверхность без единой трещины, повисшую в воздухе между Яджиро и небожительницей.

- Чашу! – почти одновременно выкрикнули Тошимо и Яджиро. – Прежде всего чашу!

Горч, замерев, всматривался в реликвии с таким напряжением, что толстая кожа на лбу собралась крупными складками.

Акиро шагнул вперед, занося меч. Удар – и от чаши откололся изрядный кусок. Холодный серебряный взгляд остановился на самурае; вращающийся вокруг запястья обруч перескочил ей в ладонь, одновременно разделившись на три кольца. Легким, невероятно красивым движением она выбросила кольца вперед – и доспех самурая окрасился красным. Кольца же вернулись к ней и вновь сложились в обруч, закружившийся вокруг руки. Иде Осаки повел ладонью, с которой сорвался влажный ветер, запирающий кровь и затворяющий раны.

Складки на лице Горча вдруг разгладились, и он решительно шагнул к Тошимо. Протянув к щиту лапищи с длинными крепкими когтями, великан заговорил на своем языке. Низкие хриплые звуки складывались во что-то, похожее на речитатив. Не то взревев, не то выкрикнув последние слова, он спокойно взял щит из воздуха и продел длинную руку под ремни. То, что для человека было щитом едва ли не в рост, для него оказалось наручным щитком. Когда Горч поднял голову, взгляд ярко-синих глаз стал куда осмысленнее, чем был до этих пор. И этот взгляд переходил с реликвии на реликвию, ненадолго задерживаясь на каждой, и так снова и снова.

Тошимо этого не видел. Как только преграда перед ним исчезла, он бросился к чаше, и его меч довершил начатое. Осколки беззвучно канули в никуда. Лицо небожительницы было все таким же презрительно-бесстрастным, но взгляд обратился на самураев, и в них вновь полетели кольца. Ударил гонг. Едва звучный гулкий раскат стих, Тейдзи, державшийся возле Тошимо, снова взмахнул веером над клинком самурая.

Накамуро, оружие которого оказалось бессильно повредить реликвиям, перехватил огромный, в половину его собственного роста, свиток, начавший было разворачиваться перед небожительницей. Свиток, как живой, рванулся из рук, но Накамуро все же сумел удержать его, не дать развернуться. Пока – сумел.

Тейдзи шагнул вперед, к соратами – но боевой веер, как и мечи, прошел сквозь нее, словно сквозь воздух. Текучее серебро нечеловеческого взгляда – и вылетевшие из руки кольца, и вспышки острой боли в груди и плече, слабость, темнота в глазах... и налетевший порыв ледяного ветра, заморозившего в ранах вытекающую кровь. Боли не стало - холод сковал и ее.

Тем временем Тошимо бросился к гонгу, но рубить не стал: схватил его и накрепко прижал к себе левой рукой. Хватка у него осталась почти прежней: несмотря на бешеные рывки, гонг по-прежнему оставался у самурая. Горч все так же рассматривал одну реликвию за другой, напряженно морщась.

С навершия каменного посоха снова сорвался изумрудный луч, несущий неотвратимую гибель, но на сей раз на его пути встало зеркало. Луч отразился в его глубине – и ударил обратно, прямо в грудь, неотвратимо, неизбежно. В последний миг Яджиро отгородился тяжелым посохом, повернув его с необычайной легкостью, словно ветку в пальцах – и изумрудный луч разбился о камень, брызнув на ленты множеством тусклых искр. Тейдзи едва заметно перевел дыхание.

- Зеркало! – потребовал Яджиро от самураев. – Иначе я ничего не смогу.

Меч Акиро во второй раз разнес вдребезги зеркальную поверхность, на сей раз навсегда. В следующий миг ударившие в самурая кольца снова слились в обруч и вернулись на тонкое запястье; Акиро же зашатался и едва не упал. Господин Осаки мгновенно оказался позади, коснулся ладонями плеч, и Акиро выпрямился, готовый продолжать бой. Небожительница словно впервые заметила одного из тех, кто, став духом, все еще длил свое существование в этом мире.

Серебро взгляда перетекло в глазах; ладонь повернулась вверх, слегка согнутые пальцы распрямились. Иде Осаки задохнулся, словно получил удар в грудь, отрешенный до сих пор взгляд затопили боль и изумление, он оглянулся кругом...

..."Ты все сделал правильно," - ответили ему взгляды людей...

...и его не стало.

Ее лицо осталось равнодушным, словно она мимоходом стряхнула пылинку с рукава.

Тошимо кинулся было к небожительнице, но на его пути оказался Горч, стремительным рывком перегородив самураю дорогу. Когтистая лапища нацелилась на гонг, словно на добычу, и снова раздался низкий горловой речитатив.

Тем временем Акиро поспешил к Накамуро, который все еще удерживал рвущийся из рук огромный свиток. Меч взлетел вверх...

- Подождите! – тяжело дыша, мотнул головой Накамуро. – Ведь это реликвии основателей! Может быть, позже мы сумеем...

- Рубите! – почти одновременно отклинулись Тошимо и по-прежнему державшийся рядом с ним Тейдзи.

На лице Накамуро появилось сожаление, он хотел сказать что-то еще, но Акиро уже нанес удар, и свиток развалился надвое.

Горч проревел последние слова, и когти сомкнулись на гонге. Тошимо осторожно выпустил его, и тот остался в лапище великана. Расправив длинный крученый шнур, Горч осторожно повесил себе на шею то, что люди называли гонгом, а для него оказалось круглым нагрудником – и выпрямился. Во всей его массивной фигуре, в движениях звериного почти не осталось. Он огляделся довольно спокойно и вполне осмысленно.

Соратами вновь стряхнула обруч с руки, и на этот раз удар всех трех колец был направлен в Тошимо. Из навершия посоха вырвался еще один изумрудный луч, но он прошел насквозь, не причинив ей вреда.

Взмах веера перед белой доспешной маской и шаг в сторону; Тошимо же стремительным броском оказался возле небожительницы, меч ударил по ее руке – и по вращавшемуся вокруг запястья обручу-браслету. Клинок, как и прежде, прошел сквозь ее руку, но обруч развалился надвое с мелодичным звуком, напоминающим перезвон хрустальных колокольчиков. Почти в тот же миг Накамуро, чей клинок сейчас тоже таил силу духов, полоснул по надетому выше локтя ошейнику, точно так же не боясь задеть плоть, которой не было. Перерезанный ошейник свалился с руки. В углах губ небожительницы мелькнула усмешка – торжествующая и одновременно полная горечи.

На раскрытой ладони появился диск, изрисованный тончайшими узорами. Достаточно было повнимательнее глянуть на любую точку в сплетении линий, чтобы разглядеть тот или иной уголок Империи. Неприступные цитадели в северных горах, встроенные прямо в скалы. Возносящиеся к небу темно-зеленые стены и снующие между островами лодки и небольшие суда. Великолепные крепости на побережье; поместья и усадьбы, в которых царит идеальный порядок. Башни на вершинах высоких холмов, окрашенные солнцем в золотистый цвет, и туманы, поднимающиеся из долин к краям обрывов. Расстилающиеся кругом сады и поля, и снова башни, вздымающиеся над ними, и пение птиц на рассвете. Бескрайние равнины, по которым мчатся табуны; гривы коней развеваются на ветру. Бесплодные, угрюмые земли; разбросанные по ним города, отстоящие друг от друга на недели пути. Раскидистое дерево на площади, цепь крепостей, и еще дальше стена, за которой начинаются южные болота. Все это сейчас рассыпалось прахом, песком, бегущим сквозь тонкие пальцы.

Но по мере того, как мир становился ничем, те силы, что составляли мироздание, вливались в души, становясь их частью и делая их частью себя. И когда последняя песчинка упала в ничто, стоящие здесь люди обрели всемогущество.

...пять драконов, которые уничтожат ту, что пожирает мир... они могут оказаться ближе, чем вы думаете...

На ладони, где покоился мир, возникла хрустальная сфера.

Один за другим они раскидывали руки, словно раскрывали объятия. Тошимо, Тейдзи, Накамуро, Яджиро...

Акиро медлил.

Этот мир рушится, он уже разрушен. Не существует не только прежней Империи и прежнего порядка вещей, но и всего на свете. Основы мироздания расшатаны и только чудо может их спасти. Мы в силах совершить это чудо, вдохнуть новую жизнь в наново сотворенный мир из воспоминаний о прежнем. Звездное небо и пустота, в которой к возрожденному миру устремляются четыре дракона. Обсидианово-черный дракон Пустоты и Махо, яркий, пылающий дракон Огня, за ними – гибкий, подвижный дракон Воды и могучий, тяжелый дракон Земли.

Чтобы сохранить мир таким, как он был или хотя бы сохранить ту его часть, которую еще не поздно вернуть, нужно, чтобы изначальными оставались его основы – пять элементов.

Чувство бесконечной, беспредельной и неудержимой силы, которой нужно суметь распорядиться. Бесформенному и пустому придать направление, содержание и форму – и я точно знаю, какими они будут. Но как отыскать в себе то, что никогда не было до конца близко и понятно? В памяти проносится череда картин, многие из которых я никогда не видел – но сейчас я могу пользоваться чужими глазами, чтобы смотреть со стороны.

Выстроенная могущественным сюгендзя Мацу Шоно дорожка из воздуха, ведущая прочь от столицы. Высоко и неуютно – вокруг ничего нет. Не страшно – страх это чувство, которое неведомо самураю, но ощущать бесконечность простора вокруг неуютно. Медленно плывущие над полем с высокой травой, темнеющие и пронизанные золотом солнца облака. Ветер в лицо, волосы, выкрашенные в ярко-красный цвет, развеваются подобно пламени. Знамена и флажки цветов Дома Льва вьются в воздухе, чувствуя приближение битвы. Сырой, холодный и соленый морской воздух свободно гуляет между высоких башен. Танец смерти – катана мелькает как молния, неотразимый вихрь стали сметает строй противника. На землю падают обломки копейных древков, за ними - мертвые воины. Ураган набирает силу. Пронзительный свист летящей стрелы. Воплощенное совершенство – больше ни в ком, ни в чем нет такого совершенства. Стремительность, порывистость в каждом движении, непостоянство и импульсивность. Такой же танец стали, но другой природы. Огонь и вода противоположны – воздух черпает силы из них вместе. Частичка ветра огня, частичка ветра воды.

Кажется, я знаю, в ком я найду недостающее.

Это порыв ветра, неистовый и неостановимый. К сияющей сфере летит преображенный пятый дракон.

Хрустальная сфера висела в воздухе, переливаясь сияниями. В какой миг не стало небожительницы, никто не заметил. Как не заметил и того, в какой миг перед Тошимо возник человек в бело-синих одеждах, с регалиями из яшмы. Он стянул с руки странное оружие – длинные изогнутые когти – и с поклоном протянул их Тошимо. Самурай поклонился в ответ господину Асахина Кимито и надел когти. Они оказались как раз по его руке. Господин Кимита отступил на шаг и исчез.

Тошимо протянул к сфере вооруженную когтями руку, сфера послушно легла ему в ладонь. Он согнул пальцы, направляя когти на переливающуюся, сияющую поверхность, миг, другой – острия глубоко вошли в хрусталь, а потом сфера разлетелась на мириады частиц...

* * *

Все кончилось. Они стояли в тронном зале, и ветер откидывал занавеси на окнах, впуская сюда свежий воздух и яркий свет. Они переглянулись, обмениваясь улыбками, и направились к выходу; Горч не спеша последовал за ними, расправив плечи и подняв голову.

А над столицей Империи снова светило солнце, и небо было высоким и ярко-голубым. Теплый весенний ветерок ласково касался кожи. Акиро весело рассмеялся - он вспомнил землю, над которой не утихает ветер.

(c)Vienna, Leomir Andreasson
 


  К оглавлению
 
 

Сказка о том, как в еще одном Великом Доме сменился Радетель

* * *

Город Трех Твердынь никогда еще не принимал столько высокопоставленных лиц разом. В столицу Великого Дома Льва прибыли Радетели всех Великих Домов, кроме домов Краба и Единорога, представленных послами высшего ранга. Радетель дома Краба, чьи земли были расположены дальше всех, не успевал приехать к началу церемонии (да и, по слухам, до сих пор не оправился после осеннего покушения на его жизнь – хотя некоторые считали слухи о нездоровье лишь предлогом для того, чтобы не покидать Цитадель). Дом же Единорога все еще оставался без Радетеля – прежний, одним из первых до конца пройдя путь вознесения, одним из первых и покинул мир людей (о чем, впрочем, знали очень немногие, а остальные строили самые необычные предположения о сложившейся в клане ситуации).

Никого не удивляло ни то, что именно Львы пригласили остальные Великие Дома на церемонию провозглашения нового императора; ни то, что Львы решили проводить ее у себя. Где же еще? Люди уже начали возвращаться в имперскую столицу, но требовалось еще много времени, чтобы она зажила прежней жизнью. Кроме того, все признавали право сумевших сохранить Империю назвать имя нового императора, а большинство этих благородных господ принадлежало именно к дому Льва. Пусть даже мир и порядок удалось сохранить необычайно дорогой ценой – все же это было спасением.

Церемония была назначена на утро второго дня второго месяца весны.

* * *

Вскоре после рассвета Тошимо явился к господину Аширо. У Радетеля он застал генерала Такено, одетого в цвета клана. Видеть генерала без доспеха было непривычно.

- Сегодня должно быть названо имя нового императора, - произнес господин Аширо, внимательно гляля на Тошимо. Тот поклонился. Некоторое время все молчали. Тошимо – выжидательно, Радетель –задумчиво, генерал – пожалуй, испытующе.

- Как мы можем вернуть Империи покой и процветание?

- Возвести на ее трон достойного, - ответил дух основателя Великого Дома Льва...

Господин Аширо заговорил первым:

- Право выбора нового императора принадлежит всем вам, этого не оспаривает никто. Даже те, кто хотел бы. Но это не только право; это и ответственность. По традиции, в случае безвременной кончины императора, не успевшего назвать наследника, становится ближайший его родственник по мужской линии... – Радетель сделал короткую паузу.

Тошимо улыбнулся и назвал имя. Господин Аширо посмотрел на Тошимо с интересом; генерал Такено хмыкнул и шагнул вперед, сверля Тошимо взглядом:

- Сейчас вы – самые известные и уважаемые люди в Империи. Если ты назовешь имя нового императора – никто не посмеет тебе возразить, сколь бы неожиданным или неприятным было для него услышанное.

Тошимо снова улыбнулся, на этот раз понимающе.

- Я сделаю это, - поклонился он.

Покинув Радетеля и генерала, Тошимо отправился в комнаты, где находились сейчас в ожидании начала церемонии остальные. Как он ни старался сдерживать себя, все же на лице его было выражение человека, предвкушающего что-то очень интересное. Тейдзи, поправлявший складки рукава, оставил свое занятие и вопросительно воззрился на Тошимо. Помедлив, Тошимо все же приблизился к нему и тихо произнес:

- Полагаю, господин Тейдзи, на сегодняшней церемонии вас ожидает сюрприз... – и немедленно отошел к Яджиро, так что Тейдзи не успел ни ответить, ни переспросить.

* * *

Вдоль стен длинной залы стояли стратеги, придворные, чиновники из самых разных кланов. И не только кланов – здесь присутствовали и члены императорской семьи. Тошимо шел первым, за ним – Яджиро и Тейдзи; Акиро и Накамуро замыкали короткую процессию. Они спокойно и с достоинством шли вперед, к стоявшим в дальнем конце залы.

Радетели Великих Домов. Из тех, кто занимал этот пост полгода назад, сейчас остались немногие.

Господин Акодо Аширо, Радетель дома Льва – невысокий, плечистый, исполненный внутренней силы, заставляющей невольно обращать взгляд в его сторону. Предоставив все могущество, все возможности, которыми обладал клан, нескольким избранным им людям, он рисковал – и рисковал всем. Но они победили, и это было в первую очередь победой Львов. Сбоку и позади господина Аширо, чуть поодаль от Радетелей, стоял генерал Такено, державший ларец с привезенными из столицы императорскими регалиями.

Госпожа Ёритомо Тами, Радетель дома Богомола, первая, кто решился на открытое выступление, не до конца понимая, что стоит за происходящим, но очень хорошо представляя себе, чем грозит ей и ее клану поражение. Сейчас ее глаза необычного ярко-желтого цвета горели торжеством.

Радетеля дома Краба, господина Хида Рюсэя, представлял посол, стоявший, как и посол дома Единорога, позади Радетелей.

Прочие стали главами Великих Домов Империи недавно, в последние несколько недель.

Господин Шосуро Шу, Радетель дома Скорпиона, сегодня был облачен в клановые цвета и держался предельно церемонно. Лицо его скрывала шелковая полумаска. Однако на каждом из пятерых, идущих по коридору из официальных одежд и внимательных лиц, его взгляд задержался дольше, чем позволяла вежливость. Насколько было известно, в доме Скорпиона после краткого, но бурного всплеска смертей и уходов в монастыри вновь царили спокойствие и порядок. Если это было и не так, за пределами клана ни у кого не было тому свидетельств: Скорпионы всегда предпочитали держать свои внутренние дела при себе.

Остальные Радетели Великих Домов были на удивление молоды.

Господин Асако Риома, Радетель дома Феникса, в цветах клана казался яркой весенней птицей. Самый юный из всех, он не сумел до конца скрыть свою радость – а может быть, не счел нужным полностью скрывать ее. Даже несмотря на то, что с уходом из мира Малых Богов дом Феникса утратил практически все свое могущество, основанное на силе взывающих к духам – жизнь продолжалась.

Господин Дайдодзи Ёнэда, Радетель дома Журавля, был воплощением подобающего и достойного вида: осанка, поза, прическа, выражение лица, одеяния клановых цветов – все было безупречно. Три недели назад он марш-броском невероятной скорости перебросил армию из-под Запретного Сада к столице Журавлей и провозгласил себя Радетелем дома, железной рукой подавив первые всплески вполне закономерного возмущения – впрочем, недовольных, не проявивших пока себя открыто, все еще было немало. Что именно случилось с прежним Радетелем, до сих пор оставалось тайной.

Господин Хитома Генкуро, Радетель дома Дракона, сын прежнего Радетеля... Он единственный был не в клановых цветах – но в траурных одеждах. Со дня заключения его брака с госпожой Дайдодзи Румико прошло полтора месяца. Этот брак был печатью, скрепившей союз кланов Журавля и Дракона. Две недели назад ее не стало. Она ушла, как уходили другие вознесшиеся, не в силах более существовать в гибнущем мире. Едва ли не в тот же день Генкуро бросил вызов собственному отцу, жестко настоявшему в свое время на этом браке, и зарубил его в поединке. Пост Радетеля перешел к нему по наследству – но надолго ли? От стоявших рядом его словно отделяла незримая черта – клеймо отцеубийцы.

...провал миссии на Солнечной Вершине, столице дома Дракона; цепь ошибок, цена которым – жизни, судьбы...

* * *

Наконец церемониальная часть была завершена, и стало совершенно тихо. Взгляды были устремлены на пятерых, стоявших перед Радетелями. Заговорил Тошимо, ясным и звучным голосом, слышным даже в дальних углах залы:

- Трон по праву принадлежит старшему из прямых наследников рода. – Пауза, вдох-выдох. Тишина была почти ощутимой. – Арисугава Акиро! – Тошимо отступил в сторону и назад.

По зале прокатился не то вздох, не то шепот. Прокатился – и стих. Тейдзи на миг уставился на Тошимо, но почти сразу овладел собой, чуть сощурился и с легкой усмешкой последовал примеру Тошимо, незаметно потянув с собой Яджиро, не скрывавшего изумления. Накамуро, все еще в растерянности, бросил на них взгляд, тоже шагнул назад – и Акиро, ошеломленный более, чем кто-либо другой, оказался лицом к лицу с Радетелями Великих Домов. Он застыл перед ними, пытаясь понять и принять, ища слова и не находя их.

...замок Эйганджо, где, кроме него, не было никого моложе пятнадцати... вечная холодность отца, почти не замечавшего сына...

...изнурительные упражнения, успехи и достижения – но несмотря на это, все то же холодное безразличие в скользящем мимо отцовском взгляде...

...постоянные отказы в ответ на прошения об участии в походах за Северную границу... просьба об отправке в дальние гарнизоны – тоже отказ...

...легкое оценивающее любопытство, мелькнувшее во взгляде Тейдзи при знакомстве...

"...о причинах же, по которым вам, господин Акиро, не стоит вставать во главе вашего, хм, заговора, я предпочту умолчать, ибо вы могли бы счесть их оскорбительными..." – и немедленное: "Благодарю вас, господин Шу. Что же до наших дальнейших планов, господа..."; а потом, позже – короткая беседа Тошимо и Тейдзи на террасе, вдали от всех...

...спокойный внимательный взгляд из прорезей погребальной маски...

...резко закрывшийся веер: "Господин Акиро, я запрещаю вам вызывать на поединок и принимать брошенный вызов, особенно – от кого бы то ни было из клана Единорога; это приказ"...

Тишина была долгой. Господин Шу, чье выражение лица скрывала маска, почти не поворачивая головы, скользил взглядом по остальным Радетелям. На лице господина Аширо появилась довольная полуулыбка, смягчив резкие черты. Лицо господина Генкуро оставалось непроницаемым, но взгляд метался между Тошимо и Акиро. Господин Ёнэда слегка поджал губы. Господин Риома широко раскрытыми глазами до неприличия прямо смотрел на Акиро. В глазах госпожи Тами, кроме торжества, появилось что-то вроде замешательства – но именно она первой шагнула вперед и преклонила колени. Акиро поднял голову и посмотрел на Радетелей и послов прямо и твердо. После краткой паузы за госпожой Тами последовал Дайдодзи Ёнэда, за ним – все остальные. Великие Дома приносили клятву верности новому императору.

Отзвучал последний голос. Акиро еще некоторое время молчал – но это молчание было уже иным.

- Я не знаю, что сейчас подобает говорить, - произнес он без особого смущения. – Поэтому скажу просто: я принимаю ваши клятвы. Я буду служить Империи – той, которая была, и той, есть и должна быть. Многое изменилось, многое предстоит сделать, и я рассчитываю на вас и ваши дома, на всех и на каждого.

Генерал Такено шагнул к нему, откидывая крышку ларца.

* * *

Тошимо с широкой улыбкой – улыбнуться так ему хотелось все это время, но он старательно себя сдерживал, чтобы не нарушить строгость церемонии – подошел к Акиро:

- Акиро, это последний раз, когда я могу обратиться к тебе на "ты" и назвать тебя просто по имени. Я хочу сказать, что я рад за тебя. И за всю Империю – теперь ее судьба в надежных руках. И еще – мне будет не хватать тебя в Эйганджо.

Слушая его, Акиро и сам невольно начал улыбаться, а потом облегченно рассмеялся, стряхнув напряжение и позволив себе расслабиться после всего, что так неожиданно обрушилось на него. Слегка толкнул Тошимо в плечо:

- Да ну тебя! И до последнего мне ничего не сказать!

Тошимо расхохотался в ответ, как мальчишка, чья затея удалась на славу.

Отсмеявшись, Акиро качнул головой и улыбнулся. Совсем другой улыбкой – спокойной и властной:

- Тебе не придется скучать без меня в Эйганджо.

* * *

Тейдзи стоял поодаль, с интересом рассматривая Акиро и Тошимо. Яджиро, несколько нетерпеливо раскланявшись с господином Риома, стремительным шагом подошел к нему:

- Вы что, тоже все знали?!

Накамуро, державшийся неподалеку от Тейдзи, приблизился – по-видимому, и он хотел бы услышать ответ на этот вопрос.

- Нет, - с обычной своей вежливой улыбкой ответил Тейдзи. – Не все. Я знал, что господин Аисугава – не отец Акиро. Однако у меня были основания считать, что его отцом является кто-то из высших самураев или сановников дома Единорога. Побочные сыновья императоров в придворных кругах обычно... не скажу "известны", но предполагаются с той или иной долей вероятности. Акиро в этом отношении – исключение.

Яджиро слегка нахмурился:

- Понятно. Да, и вот что, господин Тейдзи – если дом Льва попытается теперь воспользоваться своим влиянием, чтобы все-таки отстроить пояс крепостей на границе с землями Феникса, я... я сам выйду на переговоры против вас.

На миг лицо Тейдзи закаменело...

...клятва верности на Солнечной Вершине...

...и снова стало спокойным. Он слегка поклонился:

- Как вам будет угодно, господин Яджиро. А сейчас прошу меня извинить. – И отошел. Яджиро явно был всерьез обеспокоен положением дома Феникса, а Тейдзи не собирался допускать противостояния с ним в чем бы то ни было. Ни сейчас, ни в будущем. В крайнем случае, существуют внезапные тяжкие недомогания...

* * *

В числе первых указов императора был указ о назначении членов совета Четырех Ветров – и генерал Такено уехал в замок Эйганджо без Тошимо; Тейдзи затребовал в свою новую резиденцию слуг из родового поместья; Накамуро написал жене, призывая ее как можно скорее перебраться с дочерью в столицу, а Яджиро... Яджиро передал каменный посох Горчу и распрощался с великаном, который в сопровождении шестерых из Эйганджо отправился к Северным горам, надеясь с помощью уцелевших реликвий вернуть своему народу то, что было утрачено две тысячи лет назад. После чего Яджиро ускорил приготовления к свадьбе с госпожой Шиба Куроку, о помолвке с которой было объявлено, как только стало известно, что после поездки в столицу сюгензя остался жив. Не прошло и недели, как состоялась свадебная церемония – и в историю был вписан еще один беспрецедентный случай: на этой свадьбе присутствовал (как частное лицо) сам император. Как и остальные, он получил приглашение сразу после битвы во дворце, в еще пустой тогда столице, и принял его, еще не зная, какая судьба ему предстоит, и сколько церемоний будет окружать практически каждый его шаг. А менее, чем через месяц дому Богомола пришлось искать нового Радетеля – госпожа Ёритомо Тами стала императрицей.

* * *

Им предстояло еще многое. Нужно было сохранить то, что они спасли. Научиться жить в мире, из которого исчезла магия духов – и найти что-то иное взамен нее. Удержать шаткое и непрочное равновесие между Великими Домами - а порой и сохранить сами дома. Ибо если Великие Дома Льва, Богомола и Скорпиона демонстрировали царящие в них торжество и порядок (по крайней мере, насколько об этом можно было судить со стороны) – то в Великих Домах Журавля и Единорога было множество недовольных и резким ослаблением влияния своих домов, и возвышением домов Льва и Богомола, и тем, что происходило внутри их собственных семей.

Что до Хитома Генкуро, Радетеля дома Дракона, большинство смотрящих на положение клана со стороны сходилось в том, что лучшим выходом для него было бы уйти в монастырь – но мало кто полагал, что ему позволят сделать это.

Великий Дом Феникса оказался в сложном и щекотливом положении. Да, союз с Львами и Богомолами остался в силе, однако давние трения между Фениксами и Львами никуда не делись, лишь на время утратили первостепенную значимость. Теперь, когда Малые Боги покинули мир, дому Феникса нужно было как можно скорее отыскать и заложить новые опоры могущества клана.

Да и выбранный новым императором совет Четырех Ветров вызывал немало тайных нареканий. До сих пор Ветрами назначались советники с противоположными взглядами и подходами, ибо если несколько ветров дуют в одном направлении, рано или поздно они вынесут корабль на скалы. Теперь же мало того, что трое из четырех Ветров принадлежали к одному Великому Дому, так двое из них еще и сходились в суждениях настолько, что в первые же недели правления нового императора придворные круги облетела брошенная кем-то фраза: "Если ты не понял, что ответил на твое прошение Восточный Ветер – иди к Северному. Он ответит в четырнадцать раз короче, но можешь не сомневаться, по сути это будет то же самое". Такое положение вещей вызывало тревогу и недовольство даже среди сторонников дома Льва, что добавляло хлопот и Ветрам, и самому императору.

Забот было много. Жизнь продолжалась. Наступила эпоха Свершений – и ее начало поставило точку в истории, что началась три года назад, когда в тайных покоях облачного замка небожителей тонкая рука отвела покрывало с зеркала, в темной глубине которого загорались и гасли звезды.

(c)Vienna
 


  К оглавлению
 
 

Герои рокуганских сказок


 

Шиба Яджиро, сюгензя из клана Феникса.
Sugenja/Fate Spinner

Игрок - Макс (Ptaha)

 


Хисока Тошимо, мертвый самурай клана Льва.
Fighter/Paladin/Bone Knight/Devoted Defender

Игрок - Gremlin


Икома Тейдзи, полномочный посол клана Льва
Courtier/Shugenja

Игрок - Vienna
 


Арисугава Акиро, самурай из клана Льва
Samurai/Weapon master

Игрок - Leomir Andreasson
 


Дедушка Ляо, странствующий монах
Monk/Drunken master

Игрок - Zmey
 


Джин-ро, монах, который искал свой пропавший монастырь
Сleric/Seeker of the Mystic Isle

Игрок - Ilnar
 


Ти-ун, актер
Bard/Chameleon

Игрок - Панти
 


Каэру Накамуро, придворный из клана Льва, специалист по особым поручениям
Rogue/Invisible Blade/Thief-Acrobat

Игрок - Ёлка
 


 
 

  К оглавлению
 
 
 

  | ВЕРНУТЬСЯ В РАЗДЕЛ|