|
Сказка о пропавшем монастыре или Как завершился поединок, что продолжался всю ночь длиною в год
* * *
Ворота монастыря Жемчужных Добродетелей медленно затворялись. На просторном мощёном дворе лишь один из вошедших чувствовал себя как дома – Джин-Ро и был дома, в родном монастыре, на поиски которого у него ушло более года. Остальные оказались здесь впервые. Возле хозяйственных построек и павильонов для паломников, среди бритоголовых монахов они смотрелись... странно. Прежде всего потому, что скромности и смирения, свойственных паломникам, в них не было. Горделивые осанки, прямые внимательные взгляды... Доспехи, мечи, шелка, шнуры... У одного, самого высокого, лицо было скрыто погребальной маской. Новоприбывшие были чужды и самому этому месту, и его постоянным обитателям – и не пытались скрыть или изменить свою чуждость. Монахи старались держаться поодаль.
Здесь было холодно. Холодно и сухо. Сухо настолько, что начали слезиться глаза. Здесь было тяжело дышать, словно грудь что-то сдавливало, не позволяя вдохнуть глубоко. Здесь падал странный чёрный снегопад, видимый лишь краем глаза, но позволявший разглядеть сквозь него всё. Всё – кроме света. Здесь было темно, как в середине осенней ночи – но эта темнота не мешала видеть. И ещё здесь было тяжело на душе. Стоявшие вокруг люди были полны отчаяния, и это ощущалось так, словно на плечи лёг невидимый груз, давя к земле, не давая свободно двигаться. Яджиро и Тейдзи переглянулись. Тошимо и Акиро стояли по бокам, словно прикрывая собой обоих сюгензя. Накамуро держался, как подобает, чуть позади и сбоку, неловко поправляя одежду и поглядывая вокруг так, словно извинялся перед монахами за вторжение.
Тем временем Джин-Ро разговаривал у ворот со худощавым стариком в монашеском одеянии. Да, все остальные братья уже здесь, в монастыре. Да, он, брат Сайро, после той ужасной ночи вернулся в монастырь одним из первых. Да, пожалуй, первым. Из тех, кто сейчас ещё жив. И с тех пор здесь всегда так: холодно, сухо и темно. Эти, в крестьянской одежде? Жители двух ближайших деревень, они пришли в монастырь искать убежища. А третью деревню так и не нашли, хотя сколько раз ходили... Нет, никто не знает, что сталось с её жителями. Мать-настоятельница? Сморщенное лицо старика перекосилось. Да... она здесь. Старик неохотно указал вглубь двора: там... иди в сторону храма... ты сам увидишь.
* * *
Плотно утоптанная площадка для тренировок оказалась большой. Пожалуй, на ней могло бы одновременно заниматься куда больше людей, чем было в монастыре даже сейчас, вместе с крестьянами. Но их было всего двое. Невысокая сухощавая женщина в белом монашеском одеянии – и её точная копия, но черная и безликая, словно тень. Замедленные, но отнюдь не вялые движения – казалось, будто воздух там, на площадке, был тягучим и вязким, словно патока. Чёрный густой снегопад сыпал на площадку, но сквозь него было видно все. Кроме света. Удар – блок – движение – стойка – удар – блок... Две фигуры друг против друга – и тренировкой это не было. Это был смертельный поединок. Преодолевающие сопротивление воздуха фигуры сражались, в точности зная, что и как сейчас сделает каждая из противниц, и время от времени обе замирали на миг; белое-чёрное – точно зеркальное отражение. Тейдзи коснулся боевого веера, засунутого за пояс, вспоминая рисунок на открывшихся вчера пластинах: два монаха в одинаковых стойках друг против друга...
Смотреть на бой было тяжело. Словно слушать хорошо известную мелодию, которую играют медленно; не растянуто, а опаздывая на полтакта, на такт; когда слух и душа ждут следующего аккорда – а он запаздывает ровно настолько, чтобы раздражать, саднить, как непрерывно ноющий от боли зуб. И это продолжалось, продолжалось, продолжалось...
Монахи обходили площадку далеко стороной, стараясь не смотреть туда. Если же оказывались неподалёку – ускоряли шаг, опуская глаза. Брат Сайро покосился на поединок и поспешно отвернулся. Отступил на несколько шагов. Прибывшие, включая Джин-Ро, последовали за стариком к домам, где жили монахи (а теперь и крестьяне), и начали расспросы.
Когда брат Сайро вернулся в монастырь, а это было вскоре после ночи Предательства Душ, мать-настоятельница уже вела это нескончаемое сражение. На площадке лежали тела братьев из тех, кто в ту ночь был в монастыре. Многие пытались вмешаться – но стоило любому ступить туда, и перед ним вставал он сам, и между ним и ним начинался смертельный поединок. Самый долгий длился несколько недель; самый короткий – несколько часов. И никто не вышел с площадки живым. Лишь мать-настоятельница продолжала бесконечный и безнадёжный бой. И продолжает его до сих пор, ни на миг не прервавшись. Лицо брата Сайро сморщилось печёным яблоком, в глазах показались мутные старческие слёзы, но он продолжал. Брат Мифуно, он учился пути говорящих с духами, он сказал, что на площадке находится сильный ками. Под завесой, скрывающей от взора этого ками, можно было пересечь площадку из конца в конец или бесцельно бродить по ней, можно было вынести тела, дабы похоронить их как подобает – но вмешаться было невозможно. Брат Сайро помотал головой и пробормотав, что идёт распорядиться о ночлеге гостей, удалился.
Джин-Ро, бледный, плотно сжав губы, твёрдым шагом направился обратно. Воззвав к добродетелям с просьбой укрыть его от ками, он решительно шагнул вперёд. Остальные остались у края площадки. Тейдзи приоткрывал и закрывал один из вееров; Яджиро пропускал сквозь пальцы шёлковый шарф; Накамуро напряжённо вглядывался в прозрачную черную метель. Самураи молча стояли рядом.
Приблизившись к сражающимся, Джин-Ро обратился к добродетелям с новой молитвой о защите и коснулся плеча матери-настоятельницы. От прикосновения она вздрогнула и пропустила удар, сотрясший всё её тело. С трудом уклонившись от второго удара, она вновь поймала ритм движений и перестала замечать кого-либо или что-либо, полностью поглощённая боем. Джин-Ро предпринял ещё одну попытку, но затем сдался и покинул площадку, понимая, что его настойчивость может переломить ход боя не в пользу матери-настоятельницы.
- Я попробую поговорить с этим ками, - Яджиро принялся разворачивать длинный тяжелый сверток.
Каменный посох взмыл вверх, выписывая в чёрной метели замысловатый узор. Яджиро замер, закрыв глаза, всматриваясь и вслушиваясь в образы, что существовали сейчас только для него одного. Через минуту-другую он обернулся к остальным. Лицо его было напряжённым и слегка удивлённым.
- Он не враждебен, - сказал Яджиро, отходя со своими спутниками под навес. – Он... он... убеждён в правоте?.. Кажется, так. Но не враждебен. Сейчас я смог разобрать только это; завтра я буду говорить с ним снова.
- Я могу попытаться изгнать его, - задумчиво проговорил Тейдзи, пряча веер в рукав.
- Пока не нужно, - спокойно отозвался Яджиро. – Завтра.
Тейдзи кивнул. Тошимо пожал плечами.
Рядом послышалось тихое шлёпанье сандалий. Под навес шагнул монах, согнувшийся под грузом циновок и одеял. Он попытался вручить стоявшему ближе всех Тошимо скатанную вместе с одеялами циновку, но самурай, не глядя на него, направился прочь. Выйдя из-под навеса Тошимо вдруг остановился и обернулся.
Передав большую часть своего груза Акиро и Джин-Ро, монах приблизился наконец к Тейдзи и попытался вручить циновку с одеялами и ему. Господин полномочный посол изогнул бровь и, не вынимая рук из рукавов, ответил монаху непонимающим взглядом. Монах, откровенно растерявшись, продолжал протягивать плотную скатку; господин Тейдзи, не шелохнувшись, смотрел на него всё с тем же выражением. Молчание явно затягивалось. Тошимо по-прежнему стоял у края навеса. Не будь фарфоровая маска лишена всякого выражениея, можно было бы подумать, что он любуется этой сценой.
Накамуро продвинулся вперёд и забрал у монаха оставшиеся циновки и одеяла. Монах с облегчением вздохнул и поспешил прочь. Господин Тейдзи благосклонно кивнул и проследовал с остальными к скромному домику для паломников, который отвели для ночлега новоприбывшим гостям монастыря.
* * *
Утомлённые сегодняшними переездами, все готовились ко сну. Все, кроме Тошимо, о чём-то говорившего с Акиро возле дверей.
- Кстати, господин Тейдзи, не найдётся ли у вас лент? – вдруг спросил Яджиро.
Тейдзи вопросительно посмотрел на сюгензя, и тот счёл нужным пояснить:
- Я хотел бы привести в порядок посох.
- Ленты, шнуры и кисти у меня наверняка найдутся, однако боюсь, у меня не окажется таких, что подошли бы по цвету. Вы ведь предпочли бы цвета вашего дома?
- Да, разумеется.
Тейдзи извлёк одну из шкатулок, всем видом показывая, что не питает надежд на то, что там отыщется именно то, что нужно Яджиро. Со дня отъезда из замка Львиной Гривы у него ни разу не было случая заглянуть в эту шкатулку, но в том, что ни к одному из его кимоно не подошли бы цвета дома Феникса, он был совершенно уверен. Сняв крышку, он начал перебирать плотные упругие мотки лент и витых шнуров. Красных и жёлтых лент оказалось по два мотка каждого цвета. Удивление, удержаться от которого не удалось, было поспешно стёрто с лица. С самым непринуждённым видом Тейдзи протянул ленты Яджиро:
- Прошу вас.
- Э-э... Да, благодарю, - похоже, Яджиро тоже не рассчитывал получить именно то, что хотел. И даже, пожалуй, успел примириться с тем, чьи цвета будут красоваться на его посохе. Что ж, это было приятное разочарование.
Слуги дома Льва славились своей предусмотрительностью. Члены дома давно воспринимали ее как должное. Однако на сей раз Тейдзи отметил в памяти, что по возвращении в Львиную Гриву нужно будет узнать, кто именно собирал вещи для господина полномочного посла.
* * *
- Я против того, чтобы мы рылись в личных вещах матери-настоятельницы! – громко и твёрдо произнес Джин-Ро.
Накамуро неловко и торопливо опустил крышку сундучка, которую едва успел приподнять, и извиняющимся жестом выставил вперёд ладони:
- Я только подумал, Джин-Ро... впрочем, вы правы, извините. – И Накамуро отошёл от сундучка, едва не задев плечом простенькую бумажную ширму. Тщательно прибранная комната была не так уж велика; вшестером здесь оказалось тесновато.
Тейдзи стоял у столика с письменным прибором и рассматривал висящие на стене образцы каллиграфии.
- Ваша мать-настоятельница, Джин-Ро, умела видеть и чувствовать прекрасное, - не оборачиваясь, сказал он. – К сожалению, выражать свои чувства ей удавалось не очень хорошо, но тем не менее вот это, - сложенный веер указал на один из листов, - выглядит уже вполне достойно.
Тошимо вынес из дальнего угла копьё. В оружейном зале монастыря, где гости уже успели побывать (под недоумевающие взгляды монахов), ничего подобного не хранилось. Там были боевые посохи всевозможных видов, цепы, ещё какие-то деревяшки, наводящие на мысли скорее о крестьянском труде, чем о сражениях. А здесь оказалось тяжёлое боевое копьё. Оно было старым, но его содержали в порядке. Тошимо повернул копьё и молча указал на клеймо клана Журавлей. Над древком встретились недоумевающие взгляды.
- Такие копья передают по наследству, - проговорил Акиро. – Или жалуют за заслуги. Воинам или самураям.
- Джин-Ро, вы ведь говорили, что мать-настоятельница родом из крестьян? – уточнил Тейдзи.
- Да... – монах был изумлён не менее своих спутников. – Я тоже не понимаю, откуда оно здесь.
Тошимо молча повернулся и вышел, унося с собой копьё. С улицы донёсся низкий гул рассекаемого воздуха. Тейдзи приподнял решётчатую створку окна и несколько секунд любовался резкими точными движениями самурая. Опустив створку, он обернулся и окинул взглядом комнату. Всё было в порядке; всё стояло на своих местах.
- Ну что ж... Пожалуй, мы здесь увидели всё... что смогли. Джин-Ро, - вдруг припомнил Тейдзи, - вы говорили, что среди ваших братьев здесь есть человек благородного происхождения?
- Да, брат Мифуно. Это он рассказал другим о ками, - Джин-Ро непроизвольно покосился в сторону тренировочной площадки, и все на миг оглянулись туда, где и сейчас, в этот миг, шёл смертельный бой, непрерывно длившийся уже более года. Вспоминать об этом было тяжело, но думать о том, как и чем он завершится – совершенно невыносимо. Джин-Ро с усилием перевёл взгляд на остальных: - Да, надо спросить у него... может быть, матушка Асуза говорила с ним об этом копье... советовалась... может быть, он что-нибудь знает.
Переглянувшись ещё раз, гости монастыря покинули дом матери-настоятельницы и остановились на крыльце. Тошимо сделал очередной выпад и замер. Устремлённое вперёд и вверх копьё было совершенно неподвижно. Наконец самурай выпрямился и спокойно обернулся.
- Нет, более ничего, - ответил Тейдзи, не дожидаясь вопроса.
Все подошли к Тошимо. Он перехватил копьё:
- Такое оружие встречается нечасто.
- Боюсь, узнать, как оно оказалось у матери-настоятельницы, мы сможем лишь спросив её.
Тошимо кивнул и сунул копьё в руки Накамуро:
- Отнесите на место. – Как обычно, он не утруждал себя вежливым обращением.
Накамуро моргнул, неловко приняв оружие, но поймал взглядом кивок Тейдзи и понёс копьё в дом. Остальные медленным шагом направились к тренировочной площадке.
- Простите, господин Яджиро, но я снова напоминаю вам о возможности попытаться изгнать этого ками, - негромко сказал Тейдзи.
- Я ещё не закончил говорить с ним, - ответил Яджиро. – Он беседует чувствами и образами, и его внимание не задерживается на мне надолго. Даже краткая беседа с ним даётся мне тяжело. Но я всё же хочу продолжить. Он уверен в том, что происходящее – справедливо. Я хочу понять.
Тейдзи молча поклонился и приотстал, давая Яджиро возможность сосредоточиться перед предстоящей тому беседой с ками. Акиро, как всегда, держался в трёх шагах за сюгензя; Джин-Ро высматривал брата Мифуно; Тошимо и Тейдзи замыкали процессию.
- А, вот и брат Мифуно, - Джин-Ро указал на одного из монахов. – Я сейчас поговорю с ним и вернусь к вам.
Запыхавшийся Накамуро нагнал ушедших и, смущённо потупившись под неодобрительным взглядом господина Тейдзи, принялся приглаживать причёску и расправлять закрутившиеся рукава.
* * *
Акиро принял у Накамуро сюрикены и боевой веер. Тейдзи смотрел на них, стоя спиной к площадке и стараясь не слышать свиста мечей и приглушённого топота. Тошимо сражался со своим двойником уже не первый час, и этот бой мог продлиться не год и не два. И даже не один десяток лет. Усталость самураю не грозила, ошибок он не допускал – так же как и его противник. Двойник был такой же высокий, широкоплечий, но в доспехе и маске не белых, а почти чёрных, словно сотканных из тьмы. В отличие от поединка матери-настоятельницы, движения Тошимо и его противника были резкими, режущими глаз – словно вспышки света, которого здесь не было. Каждая такая вспышка движений была резче и больнее предыдущей, и эти вспышки непрерывно повторялись одна за одной. Трудно было понять, зрелище какого из двух поединков тяготит больше. Ни на один невозможно было смотреть подолгу.
После неудачной попытки отыскать третью деревню, предпринятой Тошимо этой ночью, он объявил, что собирается выйти на площадку. Несколько часов назад, не обращая внимания на мольбы брата Сайро отказаться от этого намерения, Тошимо ступил туда и уклонился от первой атаки своего двойника, выхватывая катану. С той минуты монахи и вовсе перестали показываться рядом с площадкой. Вот и теперь никого из них поблизости не было, а те, что проходили вдали, смотрели себе под ноги или в другую сторону. За эти часы настроение в монастыре стало еще более гнетущим. Отчаяние и безнадежность сгустили воздух и повисли в нем прозрачным черным снегом, колыхавшимся над поединщиками тягучей метелью. Ночь Предательства Душ все еще длилась в стенах монастыря.
Оставшись без оружия, Накамуро глубоко вздохнул и подошёл к площадке.
- Я иду не для того, чтобы сражаться, - громко и ясно произнёс он, обращаясь к черной метели, и шагнул вперёд.
Вставший перед ним безликий двойник резко взмахнул рукой. Удар был нацелен прямо в лицо. Ахнув, Накамуро отшатнулся – и коротким точным движением ударил в ответ. Неуверенности и извиняющегося взгляда как не бывало; выбившаяся из причёски прядь растрепалась окончательно. Обмен ударами. Мимо. Ещё раз. И ещё. Каждый из ударов Накамуро был рассчитан на то, чтобы стать смертельным, и должен был оказаться таковым. Каждый из ударов его двойника – тоже. Ещё раз. И ещё.
Тейдзи болезненно дёрнул щекой и повернулся к Яджиро:
- Яджиро-сан, теперь, когда этот ками отказывается говорить с вами, я ещё раз напоминаю: можно попытаться изгнать его.
- Хорошо, - устало кивнул Яджиро, поправляя ленты на посохе.
Тейдзи медленно направился к площадке, на ходу раскрывая веер.
* * *
Чайная церемония подходила к концу. Здесь, в монастыре, пришлось обойтись той утварью, что отыскалась в трапезной – однако скудный выбор лишь помог достичь гармонии безыскусности, столь высоко ценимой знатоками. Приготовления, а потом и сам ритуал успокоили, вернули внутреннее равновесие. Даже мучительные неотвязные мысли о том, что сейчас происходит на площадке, и о неудачах, постигших и Яджиро, и Тейдзи – нет, эти мысли не отступили, но поблёкли, позволив рассуждать спокойно.
- Итак, ещё раз о том, что мы знаем. – Тейдзи поставил на столик грубоватую чашку медленным осторожным движением, словно та была из тончайшего хрупкого фарфора. – Около двадцати лет назад мать-настоятельница сообщила человеку из клана Журавлей (чьё имя нам неизвестно), что вынуждена отказаться от дальнейшей службы и удаляется в монастырь в надежде искупить содеянное.
- Простите, откуда всё-таки вам это известно? – настороженно спросил Джин-Ро.
- Мне довелось узнать содержание одного документа, - спокойно ответил Тейдзи и продолжил: – Под половицами оружейного зала был тайник, примерно вот таких размеров. Сейчас этот тайник пуст. – Тейдзи поглядел на Джин-Ро и пояснил: - Тайник был проверен, когда все братья находились в храме, на молитве, так что надеюсь, их чувства не были задеты присутствием и, хм, действиями посторонних в оружейном зале.
Джин-Ро только покачал головой.
- Так что мы всё-таки можем сделать? – Яджиро обвел всех вопросительным взглядом.
Тейдзи развёл руками:
- Он ускользает от сети, что должна выбросить его из этого мира. Во время последней попытки я чувствовал его довольно ясно, но и в этот раз вышло так же: когда сеть затянулась, его там не было. Словно он проходит сквозь ячеи, как... как этот самый чёрный снегопад.
Акиро, сам того не заметив, положил руку на мечи. Тейдзи неохотно кивнул:
- Возможно, мы сумеем одолеть его силой. Но я не хотел бы оказаться со своими веерами там, на площадке, против себя же самого.
- Ками Касания Ночи... – Яджиро машинально перебирал потёртые нефритовые чётки. – Его стихии – земля, воздух, луна. Обман и увёртки... И в то же время – чувство вины. И убеждённость в том, что так и должно быть, что это – справедливое возмездие... И отказ видеть в нас врагов...
- Мы должны помочь матушке Асузе, - Джин-Ро был исполнен решимости. – И другим тоже. К примеру, мы не знаем, сколько времени выстоит господин Накамуро.
Тейдзи вскинул голову:
- Матушка Асуза... справедливое возмездие... обман и увёртки... Яджиро-сан, вы уверены, что те мысленные образы и чувства, которыми ками поделился с вами, не были на самом деле чувствами матери-настоятельницы?
Оба сюгензя переглянулись. Чётки в руках Яджиро замерли.
- Я знаю, с кем посоветоваться, - сказал вдруг Яджиро. – Джин-Ро, где здесь у вас алтарь, посвящённый предкам?
* * *
Одинокая фигура в шёлковых одеждах и меховой накидке стояла у края тренировочной площадки, неотрывно следя за всеми тремя поединками. Отсюда, от храмовых ворот, только и видно было, что она стоит почти неподвижно, лишь время от времени слегка меняет позу. Монахи изредка косились на неё и тут же отворачивались, не понимая, что человек мог найти для себя в том невыносимом зрелище. И что за человек будет искать в нем что-либо для себя.
Стоявший у площадки и сам этого не знал.
Остальные прибывшие уже с час назад удалились в одну из малых молелен вместе с Джин-Ро. Не так давно там что-то тяжко грохнуло, оттуда донеслись возгласы. Осторожно заглянув внутрь, монахи успели заметить опрокинутый камень алтаря, с некоторым трудом выпрямляющихся гостей – и странное дрожание воздуха над местом, где был алтарь. Марево медленно меняло форму, становясь похожей на человекообразную фигуру, но заглянувшие не стали смотреть дальше. Люди, пришедшие вчера в эти стены, вели себя странно и непонятно; их вели побуждения и устремления; их действия лишь усугубляли всё то, что и без того угнетало обитателей монастыря, капля за каплей высасывая из них жизнь. Монастырь словно отгораживался от чужаков. Пока ещё не стеной – завесой.
* * *
- Ками здесь, в стенах монастыря, - раздался за спиной голос Яджиро.
Тейдзи медленно, словно делая над собой усилие, обернулся. Лицо Яджиро было измученным, под глазами легли тени. Казалось, он с трудом держится на ногах. Акиро, как всегда, стоял сбоку и чуть сзади сюгензя.
- А где Джин-Ро? – негромко спросил Тейдзи.
- Он в молельне, прибирается. Там... Алтарь опрокинулся в самом начале, а под конец... под конец дал трещину, когда всё оборвалось, - Яджиро болезненно поморщился. Тейдзи вопросительно смотрел на него, не говоря ни слова. – Но ответы я получил. Его сердце – там, - он не глядя кивнул на площадку. – Во всех двойниках одновременно. Он может быть уничтожен. А вот свитка-реликвии в монастыре нет.
- Это плохо, - всё так же негромко отозвался Тейдзи.
- Да, - согласился Яджиро. – И вряд ли кто-то, кроме матери-настоятельницы, сможет сказать, когда и как свиток исчез отсюда.
Все трое взглянули на площадку. Мать-настоятельница и её двойник с мучительной, сводящей с ума замедленностью разошлись на полшага после обмена ударами, ни один из которых не достиг цели. Двойник Тошимо парировал и мгновенно атаковал сам; Тошимо сместился вправо, двойник тут же оказался левее. Ладонь Накамуро вспорола воздух у самой шеи его двойника, и в тот же миг Накамуро вынужден был отступить, не давая коснуться себя.
- Джин-Ро собирается обратиться со своими вопросами к Добродетели, которой служит, - Яджиро повернулся к Тейдзи. – Наверное, он уже начал молитвы. Вы идёте с нами?
Тейдзи покачал головой:
- Я буду ждать вас здесь.
* * *
- Послушайте меня, брат Сайро, - Джин-Ро подался вперёд, - вы же видите, что происходит! Вы понимаете, насколько это неправильно! Вы сами прекрасно знаете, что это не может так продолжаться! Мы, все вместе, обязаны прервать это, прекратить поединок! И всё, что нужно от вас и от других братьев – сделать над собой усилие, одно-единственное душевное усилие! Простить себя и простить её – это то, чем мы можем помочь ей, спасти её! Может быть, общая молитва всех – это единственная возможность! И для неё, и для нас! Не так уж много требуется от каждого! А вы не хотите даже попытаться!
Старик безнадежно махнул рукой и, не оглядываясь, пошел прочь. Акиро проводил его долгим взглядом.
- Что теперь? – спросил Яджиро.
- Я иду собирать людей на молитву, - решительно ответил Джин-Ро. – Всех. И тех, кто нашел в монастыре убежище, тоже.
* * *
У площадки собрались не все. Далеко не все. Многие из пришедших отводили глаза, на многих лицах читалось сомнение, на некоторых – даже неприязнь. Джин-Ро вышел вперёд и снова заговорил о долге перед матерью-настоятельницей, о необходимости спасти её, призвал вложить все силы души в молитву прощения. И, воздев руки, воззвал к Добродетели Милосердия.
Люди подхватили молитву, склоняя головы. Время шло. Сражение на площадке продолжалось. Позы становились всё более напряженными. Голосов, поддерживающих молитву, становилось всё меньше. И всё меньше искренности было в них. Кое-где стали пробегать шепотки. Яджиро посмотрел на Тейдзи, но встретил отсутствующий взгляд, прошедший сквозь сюгензя. Глубоко вдохнув вязкий воздух, Яджиро встал перед людьми.
- Каждый из нас, - заговорил он, - хотя бы раз в жизни совершил что-нибудь, чего сейчас стыдится. У каждого на душе найдётся то, чего не хочется вспоминать, не то что говорить об этом. Но оно есть. Если позволить чувству вины разрастись, оно погубит. – Яджиро продолжал говорить негромко и мягко; шепотки стихли, головы поднимались – люди смотрели на сюгензя недоверчиво. Стоявший поодаль брат Сайро настороженно подошёл ближе. Яджиро продолжал говорить.
– Я хочу, чтобы каждый из вас взглянул в себя и простил себе то, что он там увидит. И, быть может, тогда он сумеет простить и других. – Сюгензя смолк и сделал шаг назад, не опуская головы.
Повисла пауза. Молодая женщина в крестьянской одежде с ребёнком лет двух-трёх на руках, стоявшая по другую сторону площадки, закрыла глаза. Ненадолго. Потом окинула взглядом всех, поцеловала малыша, передала его кому-то из стоявших рядом и двинулась вперёд. Шаг, другой, третий – четвёртым она ступила на площадку.
Возникший перед ней безликий двойник наотмашь ударил женщину по лицу, едва не сбив с ног; вскрикнув, она едва сумела устоять. Но туда, к площадке со всех сторон уже шли другие люди. Не сговариваясь, сюгензя, придворный, самурай и монах одновременно шагнули вперёд.
* * *
Мир вернулся. Возвратились "здесь" и "сейчас", снова возникли пространство и время. Чёрного снегопада не стало; дышалось легко и свободно. Ками Касания Ночи покинул монастырь. На площадке толпились люди. Кто-то тихо смеялся, кто-то плакал навзрыд, кто-то, встав на колени, молча качался взад-вперёд. Мать-настоятельница и Накамуро лежали без сознания; над ними уже склонялись монахи.
Тошимо спокойно вложил катану в ножны и приблизился.
- Что здесь произошло? – как всегда тихо и бесстрастно спросил он.
Фарфоровую маску освещали лучи солнца, пробивающиеся через разрывы в сероватых облаках.
|
|